Молнии между тем закончились, Индра сложил ладони, словно пытаясь в них что-то спрятать, подмигнул со значением, и вдруг сквозь пальцы полыхнул яркий свет. Ладони медленно разошлись, и между ними, повиснув в воздухе, засиял маленький огненный шарик. Индра вытянул указательный палец, поднес к шарику, тот послушно пыхнул искорками. Потом медленно отвел руку в сторону — шарик полетел за пальцем, словно привязанный, туда-сюда, вверх-вниз! и даже когда Индра начал бешено выписывать в воздухе круги и восьмерки — шарик не сбился ни на миг. Потом вдруг резко замер у самого лица. Индра взял его другой рукой, подкинул, поймал… шарик прыгал с ладони на ладонь словно огненный мячик. Потом оказалось, что шарик не один — их два, потом три! Олин так и не смог уследить, откуда они взялись. Огоньки лихо плясали в воздухе волшебным хороводом.
Ух! И чего говорят, что ургаты зверюги страшные? Вон чудеса какие умеют! Таких чудес Олин отродясь не видел. Вот бы ему так научиться… он ведь тоже немного ургат.
— Ладно, — наконец сказал Индра, огненные шарики замерли в воздухе, — пожалуй, хватит на сегодня. Понравилось?
— Ага! Здорово! Мне бы так…
— Может и научишься, — хмыкнул Индра. — Вон, отец твой умеет.
Мальчик не поверил — как же? Ведь никогда раньше не видел. Янель пожал плечами и легонько хлопнул. Громыхнуло так, что заложило в ушах. Кони снова испугано взвились.
— Ишь! — буркнул Самил, впрочем без злости, скорее для вида, — не зря вас филистийцы вредителями считают. Расхлопались! Хватит лошадей-то пугать!
Индра рассмеялся, собрал шарики в ладонь.
— Так не зря ж считают!
Налил себе еще чарку. Они с отцом выпили.
А Олина скоро отправили спать.
Утро выдалось сырым, промозглым, дождик то начинал накрапывать, то снова переставал, солнце выглядывать пока не собиралось.
С того берега за отцом пришла лодка. Огромный страшный уграт сидел на веслах — лохматый и рогатый, как полагалось, тут уж не спутаешь. Только Олин отчего-то подумал, что громыхать так здорово, как Индра, лохматый наверно не умеет.
Индра тоже отправился на тот берег, сегодня он был совсем другой — серьезный и даже суровый с виду, вина не пил и фокусов не показывал, только хмуря брови обсуждал что-то в сторонке с отцовским сотником. Самил послушно кивал, ничуть не пытаясь ругаться по-вчерашнему или хотя бы возражать. Олин даже начал думать — все, что было ночью, ему приснилось.
Мальчика на тот берег не взяли, сказали сначала дела, а его как-нибудь в другой раз. Там не до фокусов будет. Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Все чудеса он и так вчера видел. Олин весь день бродил по берегу и бросал камешки в воду.
И следующий день тоже.
Отца не было целых девять дней. И что на том берегу можно так долго делать? Впрочем, отцовские люди нисколько не удивлялись, «подожди — говорили они, — у князя Янеля дела». Наверно обычное дело…
Олин скучал. Пробовал сам научиться громыхать, как Индра, как отец, сидел часами у Сарасватки, хлопал в ладоши — ничего не выходило, только все руки отбил. Может нужно знать какой-то секрет? Может быть ургашской крови в нем слишком мало, и от этого ничего не выходит? В конце концов разочаровался, махнул рукой и решил бросить это дело, а потом спросить у отца…
Роину, вот, скучно не было, он целыми днями сидел в лагере и сосредоточенно вырезал из деревяшки лошадку — красивая лошадка выходила, словно живая, с тонкими ногами, крутой шеей и большими удивленными глазами. Даже грива заплетена в косички.
— А что? Надо же Нарке подарок привести, — говорил он.
Нарка — роинова сестричка, маленькая, вдвое младше Олина — ей всего-то три года. Смешная такая, конопатая и разумная не по годам. Они с Роином уже давно вдвоем остались, без родителей, без родных. Все кхаи степные, будь они неладны…
Наблюдать, как Роин мастерит лошадку было интересно, Олин садился рядом и подолгу не отходил, приглядываясь, стараясь не мешать.
— Хочешь, я тебе потом тоже такую же сделаю? — щедро предложил Роин.
— Конечно хочу!
И немного подумав:
— А ургата можешь вырезать?
Роин задумался, нахмурился.
— Могу. Но не буду. Не дело это.
Пришлось согласиться. Кто знает, вдруг ургаты обидятся? И ка-ак громыхнут по башке!