– Долго искал тебя, волшебник, – вздохнул царь.
Белозёр заглянул в глаза его и сказал проникновенно:
– Прозреет дочь твоя, будет видеть! Не тревожься об этом, государь.
Берендей задумчиво посмотрел на старца. То ли сомневался, то ли боялся загодя радоваться.
Но тут сверкнула молния, и стало не до раздумий. Царь повернулся к матросам:
– Будет шторм! Огни надо смотреть! Фома путь укажет.
– Слушаюсь, государь! – закричал кормчий и стал высматривать на чёрном горизонте пламя сигнальных костров.
Глава первая
Долгая ночь
Лиходей и Балалай тем временем тащили к берегу вязанки хвороста. Балалай в одной руке держал факел, и огонь его дрожал от разгулявшегося ветра.
– Ложные огни разожжём, – злорадно произнёс Лиходей. – Укажем Берендею путь на тот свет…
– Боязно… – пробормотал осторожный Балалай.
Одно дело – в голове строить козни, другое – поистине вершить измену государственную, да ещё и собственными руками.
– Хочешь всю жизнь унижаться да кланяться? – гаркнул решительный Лиходей.
Слуги вышли на скалистый берег.
– Везёт Берендей шёлк заморский, золото-серебро. Торговать будем, людишек наймём, станем жить не хуже царя. Ну, Балалай? Со мной ты?
Они сбросили хворост на песок, и Лиходей выжидательно посмотрел на помощника.
– С тобой, – вздохнул наконец Балалай.
Лиходей осклабился, но тут за их спинами раздался громкий крик:
– Эй! Стойте!
Обернулись злодеи и увидели, что идёт к ним Фома.
Балалай хотел уже удрать, но Лиходей схватил его за руку ледяной хваткой и процедил сквозь зубы:
– Стоять!
– Вы куда хворост притащили? Забыли, где костры корабельные зажигать? – нахмурился в недоумении Фома.
И тут же заподозрил он неладное. Вперил взгляд в чёрное море и заметил острые скалы. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какой дьявольский замысел вынашивали эти двое.
Вне себя от гнева, схватился Фома за ножны и грозно двинулся на Балалая. Но не видел храбрый солдат, что за спиной у него Лиходей коварный остался.
Балалай, дрожа от страха, попятился. Немудрено, что солдат так разъярился.
– Ой-ты, штой-ты… – забормотал изменник, судорожно соображая – что бы сказать, как бы оправдаться? Улыбнулся криво: – Не в той стороне? Что ж это мы… Ошиблись, выходит?
– Царя погубить задумали? – прорычал разъярённый Фома.
Но не успел он ничего сделать, потому как подкрался к нему сзади Лиходей и сразил наповал тяжёлым камнем. Упал Фома, как подкошенный. Повалился на землю и факел его.
Лиходей лишь злобно усмехнулся. Видать, даже совесть злодея не мучала! Подобрал он факел, покуда огонь не успел затухнуть, и поджёг заготовленные вязанки хвороста. Порывы штормового ветра подстрекали пламя, разбрасывали кругом горящие искры. Быстро разгорались сигнальные костры, приближая государеву погибель.
Лиходей запрокинул голову и уставился на тёмное небо.
– Скорее бы грянуло…
Бледный, аки смерть, Балалай пробормотал – то ли с опаской, то ли с надеждой:
– А если ладья мимо скал проскочит?
– Нет там проходу! – уверенно покачал головой Лиходей.
Сообщник его в страхе закусил губу:
– А как царица узнает, что тогда?
Лиходей усмехнулся:
– Мы уже далеко будем.
Видно, ничуть он не сомневался в успехе своего гнусного и коварного плана.
Ночь уж близилась. Настасья сидела на мягкой перине в комнате дочери, а на коленях у неё уютно устроилась Даша. Настасья только диву давалась: сколь быстро дитя растёт! Ещё совсем недавно дочурка была совсем крошкой, а теперь уж и на коленях так просто не удержишь.
Царица вложила в раскрытую ладонь Даши нарядные серьги. Девочка, затаив дыхание, ощупала украшения. Камешки драгоценные, оправа изящная – с узором замысловатым, а какая тоненькая!
– Я носила их, когда была такой же, как ты, – мягко сказала дочери Настасья. – Наденешь завтра? Теперь они твои!
Царевна стиснула её в объятиях – с искренней радостью, ещё совсем по-детски.
– Спасибо, мамочка! А можно я прямо сейчас их надену?
– Кто же спит в серёжках? – удивилась Настасья.
– Ну, пожалуйста! – взмолилась девочка.
Царица любила дочь так сильно, что не могла отказать ей в такой простой просьбе.
– Конечно, моё солнышко!
Даша надела серёжки. И хоть сама она не могла поглядеть, как смотрится на ней мамин подарок, но ей понравилось чувствовать холодок драгоценного металла и уютную тяжесть камней, что легонько оттягивали мочки.
Настасья полюбовалась дочерью и нежно поцеловала её в макушку.
Комнату осветила вспышка молнии, послышались раскаты грома. Настасья с тревогой бросила взгляд на окно и только крепче прижала к себе девочку.