— И что же? Каковы эти последствия? С чем нам предстоит столкнуться?
— Хороший вопрос. Всякий Верещатник разнится, ни один не повторяет другого. Поэтому предсказать, что вас поджидает там, в Фестхоре, никто не может. К сожалению, ни одна из экспедиций оттуда не возвращалась. Впрочем, Луговники, вероятно, побольше моего знают, какая там может обитать зараза. Не зря же они решили оградить Фестхорский лес Швом. До того, как маги пошли на такой шаг, поговаривали, что из Фестхора вылезали ужасные существа, точно только что вылезшие из могил люди: бледная ссохшаяся кожа, шрамы, раны, открытые переломы. И хрип, ужасный, заставлявший все нутро дрожать, как попавшего под зимний ливень пса. Поэтому за лигу, если не больше, до леса теперь никто не живет. Вернее, никто из людей.
— Не очень-то вдохновляет на подвиги. — Я даже сам невольно продрог, пальцы ног и рук превратились в неощущаемые ледышки.
Гранмун усмехнулся.
— Что ты там говорил про поляну с пони? — Он оттянул лезшую в лицо ветвь. Впереди замаячил едва заметный золотистый свет. Видно, мы подходили к цели.
Я только сейчас заметил, что деревья по обе стороны дороги сомкнули над моей головой свои зеленые кроны, превратив простую лесную тропинку в импровизированную природную галерею.
— Думаю, Жовелан решила, что раз уж по Фестхору бродят живые мертвецы, то почему бы среди них не оказаться и трелонцам? И, вероятно, с ними даже можно выйти на какой-то контакт. Впрочем, это только мои предположения.
Наконец, мы выступили на обширную прогалину. Ее обходило плотное кольцо исполинских пышнокронных деревьев, а в самом центре поросшей непослушными сорняками поляны, чуть поднимаясь на невысоком холме, выше всех стоял огромный и широкий дуб. Его ствол раскалывался на три толстенных, разбегавшихся в разные стороны и практически обделенных листьями сука, что поближе к вершине вновь сливались в один и надевали пушистой разноцветной листвой. Вниз по холму застывшей рекой стекали мощные корни, местами образовывавшие своим сплетением большие черные пещеры. Кора же дуба мало того, что смотрелась толще и прочнее любого щита, так еще и сверкала тонкими золотистыми прожилками. Вокруг древа выплясывали мерцающие в солнечном свете пылинки.
— Это — Полуночный Страж, — не без гордости в голосе, уперев руки в бока, заговорил Гранмун, — брат-близнец фестхорской Зари. Право, раньше здесь было пригляднее: цветов и ароматов больше, а бурьяна с мхом меньше. Но обряд некромантов испил из Стража много соков, практически истощил его. Теперь же наша святыня вынуждена которое десятилетие восстанавливаться, вновь сполна насыщаться струящейся из земных недр силой.
Вдруг у меня между ног, громко шелестя лапками и едва заметно протершись о сапог хвостом, пробежал бурый лесной кот, скрывшись из виду в ближайших зарослях лоха.
— Здесь… водятся животные? — удивленно поглазев на чуть потрясшийся куст, спросил я старейшину.
— А что в этом такого? Ты спросил это так, будто в лесу обязаны проживать одни лишь грибы да ягоды.
— Нет, просто животные же не переносят подобных мест. Столь магически насыщенных.
— О, они ее еще как обожают, — растекся в широкой улыбке владыка и выбросил в сторону руку, на которую, не прошло и трех секунд, уселся пухлый свиристель. Гранмун поднес птичку к груди, стал аккуратно гладить по головке, приглаживая упрямый хохолок. — Живность старается обходить лишь «дурные» места, в которых обитает темное или искусственное, сотворенное человеком волшебство, так как подобные места для них… непривычны, что ли. Тьенлейв же наполняет самая что ни на есть светлая, природная магия. Благодаря ей наш лес остается таким, каким ты его видишь.
Мой взгляд сам переметнулся к массивным корням дуба, под которыми углядел чьи-то блестящие, серебристые буркала, что, впрочем, тут же скрылись в тени.
— И населяют его, помимо простых зверей, соответствующие создания, — так же заметив это движение, добавил Гранмун. — Впрочем, мелкие духи лес не столько населяют, сколько его обслуживают: ухаживают за растениями, питают деревья, очищают воду в речках и озерах.
При упоминании последнего, я невольно усмехнулся, вспомнив, в какой гадости выплыл из того водоема в чаще.
— Итак, я здесь. У святыни. Что дальше?
— Без понятия.
— То есть?
— Жовелан лишь настояла тебя сюда привести, — простодушно пожал плечами старейшина.
— И… это все? Неужели она больше ничего не сказала?
— Сказала, — кивнул Гранмун. — Она попросила оставить тебя одного. Так что, позволь тебя покинуть.
Не дожидаясь моего ответа, владыка коротко кивнул, развернулся и спешно возвратился обратно в просеку. Я хотел было окликнуть его, остановить, но сам себя оборвал. Зачем? Конечно, столь спешное прощание владыки несколько обескураживало, однако он сам сказал, что не может сказать мне ничего по поводу того, зачем и во имя чего привел меня на эту прогалину. Поэтому вместо того, чтобы терять время на бесплодные расспросы, я решил осмотреться.
Первым делом мои ноги сами понесли меня обходить широченный дубовый стан, постоянно спотыкаясь о не вовремя выскакивавшие под сапог корни и бугорки. Едва заметно шмыгавшие меж растительности духи, стоило мне приблизиться к их обиталищу, вмиг убегали прочь, не позволяя даже толком себя разглядеть. Само дерево, как казалось, тоже чуть двигалось, словно вращалось вокруг своей оси, стараясь не пускать меня за спину. Впрочем, это было скорее плодом моего затуманенного магической средой воображения, ведь дуб испускал поистине мощную, давящую и в определенной степени пьянящую силу. Подобное я испытывал лишь в той пещере под Виланвелем. Только сейчас я мог сдержать натиск этого излучения — видно, занятия с Вильфредом не пропали втуне. Правда, на ногах все одно держался с трудом. Но ведь держался.
Когда я полностью обошел дерево, стало понятно, что магия исходит не только из его глубин. Вокруг дерева я почувствовал самое малое пять точек, так же производивших магическое давление. Подошел к ближайшей, присел на корточки, попытался расчистить землю. Ничего приметного: чуть сырая почва и зеленые травяные стебли, не таившие за собой никаких тайн. Однако стоило мне подняться, как примерно в ярде над этим местом возник полупрозрачный парящий сгусток. Он являл собой бесформенную, постоянно менявшуюся субстанцию, больше всего походившую на каплю краски в воде, которая никак не реагировала на мои прикосновения. Из дуба (или же наоборот, в него) к веществу протянулся извилистый энергетический луч, по которому ритмично, из одного конца в другой, стали перекачиваться световые сгустки. Рядом, в десяти шагах от меня, возникла еще одна такая сущность, дальше еще и еще. Все они стали вразнобой гонять потоки света из стороны в сторону.
Дуб точно запульсировал изнутри, золотистое свечение в расщелинах на коре стало отчетливее, ярче. Меня насильно потянуло к нему. Ломанной походкой я подступил к дереву, положил на него руку — и тут оно буквально взорвалось ослепительным светом. Мое тело отбросило, больно ударив спиной о бугристую землю. Я скрючился. Внутренности словно подожгли. Каждый вдох, каждый сердечный удар отдавали ужасным жжением по всему телу. Я закричал, хотя сам в этот момент ничего не слышал. С трудом расцепил веки. Попытался мельком оглядеть себя. Никакое пламя меня, разумеется, не пожирало, однако одежда была изорвана и прожжена, кожа оказалась подпаленной чуть ли не до хрустящей корочки. Все ладони испачканы в запекшейся крови, пусть ран я нигде на себе не заметил.
Боль схлынула быстро, ее словно смело одним легким мановением. Я поднялся на ноги, не сразу поймав равновесия из-за головокружения. Ко мне тут же бросился невесть откуда возникший Гранмун:
— Что с тобой? — Он предостережительно остановился в паре шагов от меня.
Я не смог расплести язык, с трудом разогнул спину, взглянул на него из-под полуопущенных век. Тогда старейшина все же решился ступить шаг в моем направлении, протянул руку, положил мне на плечо. Однако я не почувствовал касания. Пальцы старейшины, едва коснулись моего тела, вдруг расплавились, точно опустились в наполненную жидким металлом кузнечную форму. В мгновение ока они обратились испускающей пар, опавшей на землю пакостной кашей. Вслед за пальцами разложилась и остальная рука до самого плеча. Я, вскрикнув, отскочил.