Наверное, я мог бы бесконечно стоять и пересчитывать ценную добычу, если бы только мошна вдруг сама собой не взмыла в воздух, блестящими брызгами расплескивая монеты во все стороны. Вдогонку за кошелем ринулся короткий кинжал, что во взмахе вскинул оставленный сидеть у моих ног совершенно без надзора купец. Десницу между средним и указательным пальцами обожгла боль — клинку не хватило совсем немного, чтобы разрубить мне ладонь напополам. Я едва успел отскочить, лишив острие возможности оцарапать мою грудь.
Глаза воспрянувшего на ноги торговца горели ярым, безрассудным пламенем. Вмиг покрывшаяся испариной лысина блестела, словно полуденная речная рябь. А клинок в руке человека, несмотря на свое бойкое движение, заметно подрагивал, норовя вот-вот выскользнуть из взмокшей ладони.
Только я сдюжил увернуться от стремительного удара, как за ним последовал второй. Набольший, пускай и смотрелся внешне грузным и неуклюжим, смог ловко, точно змея, извернуться, резкой подсечкой, практически уткнувшись мне лбом в живот, сблизился со мной и выбросил сталь острием точно вверх. На этот раз моей сноровки не хватило, чтобы отстраниться назад — кинжал зацепил капюшон за нос, мигом скидывая его с головы. Вперед тут же взметнулись мои отброшенные резким движением тела темно-русые волосы. Ореховыми росчерками в отражении пронесшегося в считанных дюймах лезвия мелькнули ошеломленные глаза.
Похоже, купец сам не был готов к такому развитию событий, а потому замешкался, позабыв об атаке. Он тщательно всматривался в мое лицо, словно пытаясь запомнить каждую его черту. Это стало для него фатальной ошибкой. Откинув в сторону потрясение и пользуясь временной заминкой противника, я нанес ответный удар. Правой рукой схватил вооруженную десницу торговца, дернул вниз, а левой заломил запястье, вынуждая ладонь от болевого шока раскрыться и выплюнуть прочь смертоубийственную сталь. Мгновенным движением завел схваченную конечность за дальнее плечо, провернул совсем потерявшее боевую концентрацию тело спиной к себе, стопой в тяжелом сапоге ударил по сгибу ноги, опуская купца на колени. Тут же выхватил из-за поясницы нож, свободной рукой запрокинул лысую голову за подбородок, приставил холодную сталь к открытой шее… И едва успел остановить вошедший в раж рассудок на мысли вспороть дерзкому человеку глотку, точно хряку на забивке.
«Ты не варвар с Пепельных степей, чтобы так запросто резать безоружного!» — твердил я себе, остужая пыл и смягчая давление лезвия на уже пустившую скудный алый сок плоть.
Купец, наверное, даже не успел ничего толком понять, как вмиг оказался повержен — настолько быстро все произошло. Я невольно кинул встревоженный взгляд на валявшийся неподалеку кинжал, тот самый, что мгновение назад испил моей крови. Он его что, в панталонах прятал?! Или… Дубина! Наверняка, это не его оружие, а кучера, которому моя премного занятая обиранием бойцов персона так и не догадалась прощупать бока… Если бы только у меня оказалась свободна хоть одна рука, то я бы отвесил себе смачную оплеуху. Бесы, как можно было так просчитаться?!
Оторвав от тяжело вздыхавшего человека лезвие, я вскинул оружие и сразу, рьяным движением, ударил купца набалдашником-гирей по шее. Разум купца вмиг погас, опрокидывая обмякшее бессознательное тело ничком на землю. Я тут же поспешил скорее надернуть капюшон обратно на голову, дабы больше никто из моих невольников не имел возможности разглядеть лицо своего пленителя. Впрочем, едва ли кто-то из этой запуганной практически до заикания шпаны позволял себе взгляд хотя бы вполглаза в мою сторону, даже когда завязалась наша короткая перебранка.
Покрытая теперь голова повернулась, глянув на повесивших носы наемников, разбитых мною на три группки-круга, что сидели плечом к плечу. Они, смиренно посапывая и, наверняка, нутряно взывая кто к Богам, а кто к любимой матушке, даже не думали поднимать своих черепов или, тем паче, кидать хоть короткий взор на мою персону. Правильный выбор — тем только лучше как для меня, так и для них.
Но все одно, моя личина раскрыта. Некто мог избрать самым верным решением в подобной ситуаций — придушить живовидца и дело с концом. Однако я уже раз остановил клинок в шаге от расправы и менять своей позиции не собирался. Марать руки в чужой крови в мои сегодняшние планы не входило, а других способов заставить кого-то навек замолчать не существовало. Либо же я просто не был о них осведомлен. Да и что сделает мне скупой торговец, пущай и из самой столицы, не имеющий ни чинов, ни, по всей видимости, большого достатка? Поднять на мои поиски гвардию ему удастся едва ли — погонят взашей с подобной просьбой. Подумаешь, очередной разбойник грабанул какой-то безызвестный фургон — сколько уже купцов-бедолаг обращались с такого рода невзгодами. Кроме королевских стражей мне опасаться некого, а за работу, не угрожающую всеобщей безопасности, они браться не станут. Ну а решится прибегнуть к помощи очередных дешевых наемников — флаг ему в руки. Мало ли ограбленных грозили мне плахой, эшафотом, четвертованием… Но я по-прежнему цел и невредим, а они, меж тем, продолжают вести личные дела, наверняка, уже совсем запамятовав о нашем кратковременном свидании. Засим, пусть живет. Быть может, этот поступок нельзя назвать целиком и полностью рациональным, но разве можно счесть таковым убийство безоружного, к тому же, считай, спящего?
Обойдя лежавшего без чувств торговца, я присел на согнутых ногах рядом с тем местом, где он, будучи связанным, не так давно восседал, подобрал с почвы разрубленный в спешке ремень. Да, такие путы уже никуда не годятся, придется найти замену. Хотя, стоит ли? Когда купец очнется, я уже, стоит предположить, буду менее чем на полпути к Виланвелю. Хоть достань этот скряга из-за пазухи грифона и оседлай его — едва ли умудрится нагнать меня до городских ворот. Так что, к чему мне лишняя морока?
Я встал, подобрав валявшийся неподалеку окровавленный кинжал возницы и наполовину опустошенный кошель. Так и быть, утруждать себя подбиранием выпавшего из него добра не стану, надо же хоть что-то оставить этим господам на обратную дорогу. На ходу кое-как завязав в узел распоротую ткань и тесемку с другой стороны, закинул мошну и кинжал в кузов, ко всей остальной добыче, в обмен забрав один из множества сваленных там в кучу мечей. Повесил покоившийся в дешевых ножнах бастард на самый далекий древесный сук до которого только смог дотянуться — при моем росте вышло весьма высоко над землей. Захотят скинуть оковы — попрыгают.
Осталось только собрать все так же смотревшие на меня с холма самострелы, пристроенный к ним баул да худую суму с моими личными вещами. В ней было небогато: еда, питье, немного денег, точильные камни, кремнии, кресала, всяческие травы и прочий мелкий скарб. Весьма скудно, но разве нужно представителю моего ремесла что-то большее?
Запрыгнув на извозчицкий облучок, я взял в руки поводья и, отвесив наконец осмелившимся поднять взоры узникам короткий кивок, покрепче хлестнул кобылу. Фургон, скрипя колесами, устремился по тракту.
Глава вторая
Виланвель встретил меня треском раздвигаемых сонным караулом огромных крепостных створ. Солнце едва оторвало брюхо от горизонта, а это значит, что городу тоже настала пора продрать глаза с ночного оцепенения, вновь с головой окунувшись в суету мирской жизни. Однако пока что Виланвель оставался нем, не слышалось ни топота спешащего в цеха люда, ни горлопанских запеваний покидавших кабаки с первыми лучами забулдыг, ни возгласов завлекавших в свои лавки торгашей. Если, конечно, не брать в расчет бурчание заспанной стражи, негодующей от факта именно своей сегодняшней смены. Впрочем, для чего воинам наказывали вставать в столь ранний час, я понять не мог. Разве что отворить город, дабы немногочисленные в незимние месяцы путешественники имели возможность попасть за стены. Но в остальном стража была вынуждена лишь смирно простаивать сапоги, разодевшись в доспехи довольно внушительного веса и всячески стараясь не задубеть в первые часы нового солнца. Какой бы то ни было мзды за въезд в Виланвеле не брали, потому защитники всеобщего порядка находились здесь исключительно во благо спокойствия горожан. Пуще того, не проводилось даже мелкого, проформы ради досмотра — явление поистине невиданное для остальных городов королевства. Но это случалось не от хваленого северного гостеприимства. По зиме, само собой разумеется, Виланвель обзаводился и отнюдь не маленькими пошлинами, и в очереди перед вратами, в ожидании осмотра на предмет чего запрещенного, можно было потерять порядка половины дня. За эти морозные седмицы город собирал добра, на которое, не затягивая поясов, мог кормиться целый год. В оставшиеся же восемь-девять месяцев герцог позволял страже не утруждать себя подобной бессмысленной рутиной, ввиду того, что в это время большого количества гостей они заиметь не могли, пожалуй, только приблудышей каких да путников мимоходных. Но, видимо, и без защиты он город оставлять не собирался, хотя в округе уже многие годы царил мир и процветание. Авось какая шайка головорезов-суицидников решится штурмовать эти стены?