При этом, из-за столь невиданных охранных вольностей, в Виланвеле мог найти пристанище любой преступник: убийца, вор, конокрад, мародер, налетчик. Особенно часто заглядывали беглецы из Норгвальда. Другое дело, что преступности как таковой на улицах города было совсем не много. Многие лиходеи здесь лишь пересиживали, координировались, и все сводилось только к наличию огромного количества всевозможных картелей и притонов. Не лишним будет добавить и то, что в столице севера находился второй по величине черный рынок королевства, после столицы полноправной. Только вот, если в Корвиале старались искоренить заразу или хотя бы умело создавали видимость ведущейся в этом направлении работы, то управленцы Виланвеля, могло показаться, совсем не подозревали о сей злосчастной опухоли. На самом же деле, все обстояло иначе. Герцог, безусловно, прекрасно обо всем знал и, в свою очередь, имел с торговли краденным недюжинный навар, выменивая грязное золото на свое благоволение. Оттого Виланвель с незапамятных времен являлся, по большей части, домом для значительного числа профессиональных, как они сами себя величали, и не очень воров любой масти, начиная от мелких щипачей и кончая грабителями с большой буквы, успевавшими за ночь обнести особняк-другой.
Впрочем, помимо Шельма-града этот город имел и другое, более официозное и благозвучное прозвище, что успело прирасти к нему поистине второй кожей. Твердыня Сизой Ночи — именно такое определение северной столицы встречалось во множестве сказаний и баллад. Виланвель был мерзлым, но богатым, оттого владельцы домов, особенно в элитных районах, не чурались ставить в своих имениях сразу несколько больших и теплых каминов. Таким очагом, пускай и не столь роскошным, как у знати, полнилась каждая виланвельская лачуга, а пламя в них, с наступлением холодного времени года, не гасло круглые сутки. Над крышами не переставая курились валившие из краснокаменных труб клубы сизого дыма, к сумеркам, под гнетом тяжелого морозного воздуха, целиком погружавшие потемневшие улицы в плотный голубоватый туман, не сходивший до самого рассвета. Зрелище, стоит отметить, весьма необычное. Даже сейчас я ехал по тонким городским переулкам и мог мельком учуять запах гари, глаз едва заметно мутила светло-графитовая дымка, а в горле ощутимо оседал песок. Хотя зима еще ступала по этим землям далеко не самыми томными шагами, люд уже сейчас начинал потихоньку протапливать.
Моя кобыла, миновав несколько пустынных, пахнущих грязью, хмелем и мочой закоулков, остановилась у неприметного, огороженного неказистым заборчиком дома о двух этажах. Он особо не выделялся из когорты прочих жилищ этого отнюдь не самого престижного района Виланвеля. Сложен из серого камня, на дорогу выглядывает неровно сбитый дощатый балкон с покосившимся навесом. Окна задернуты темными занавесями, дабы паршивые лучи восходящей звезды не имели чести пробудить ото сна хозяина дома. На чуть высившееся над землей крыльцо ведет небольшая, в четыре ступени деревянная лестница.
Я соскочил с повозки, грянувшись сапогами в коричневатую, расплескавшуюся от моего приземления жижу размытых дорог. Подступил к дому, в два прыжка преодолел подъем к порогу, и постучал в крепко сбитую лакированную дверь. За ней, пускай и не сразу, а когда я уже, вознеся кулак, собирался вновь возвестить хозяина о своем визите, послышалось шебуршание, какой-то треск, шелест, неразборчивый говор, а затем и шаркающие шаги. Лязгнули многочисленные засовы и створка, приятно поскрипывая, отворилась. Из раскрывшейся, стянутой дверной цепочкой неширокой щели пахнуло едким хмельным смрадом, а следом наружу подалась голова с заметно выделявшимися на щеке следами-вмятинами от неспокойного сна. Растрепанные пепельные локоны спадали на лицо, скрывая под собой целую его половину и являя свету полуоткрытый, льдисто-голубого цвета глаз, ровный нос, тонкую линию губ.
— Кого там бес притащил в такую рань? — прозвучал низкий, задушенный дремой голос. Мужчина, едва не упираясь носом мне в грудь, стал медленно поднимать щемотный взор, вскоре уцепив им мою физиономию, устало выдохнул. — А, это ты.
— Я тоже рад тебя видеть, Ив, — усмехнулся я, шутливо приклонив голову.
— Тоже? Не думал, что моя рожа сейчас излучает радушный восторг.
— Кончай паясничать. Я тебе кое-что привез.
— В жерновах Омутских видал я твои привозы в экий час… — Он устало уронил голову, но, немного погодя, словно собираясь с силами, вновь ее вскинул. — Впрочем, по другому поводу ты бы и не пожаловал. Что на этот раз?
— Нечто… необычное.
Ивиан хотел было продолжить преддверные расспросы, но, видно уяснив своим еще не всецело пробудившимся разумом, что будет лучше один раз увидеть, втянул голову обратно внутрь. Дверь захлопнулась, но лишь для того, чтобы спустя мгновение, опосля звонко соскочившей с нее цепочки, распахнуться на всю ширину, заставив меня, ведомым желанием не получить отомкнувшейся настежь створкой по носу, попятиться парой шагов. Глазам открылись недра жилища скупщика: неширокий, но довольно длинный, скупо обставленный всяческими вазами, столиками да дешевыми картинами коридор, упиравшийся в тянувшуюся наверх поворотную лестницу. От него по бокам отходило несколько ведущих в прочие комнаты проемов, которые были завалены целыми грудами тряпья, зачерствелой пищи, столовой утвари, но более всего — пустых бутылок. Чего ни говори, а о внутреннем убранстве Ивиан никогда не беспокоился. Всюду валялись самые разные вещи, начиная от медяков, и заканчивая дамским нижним бельем, каким-то неведомым образом сбивавшиеся в кучи именно у дверных порталов.
Скупщик ступил за порог босиком, в одних панталонах, являя миру свое исхудалое согбенное тело. Единственным, помимо исподнего, что могло скрыть под собой его наготу, являлась практически начисто покрывавшая левую руку татуировка: пять переплетавшихся меж собой змей, по кончику хвоста на каждую костяшку на кисти. Они увивали конечность от запястья до самого плеча, чуть заползая на шею, и там всего одна добравшаяся до верха, походя заглотившая всех своих собратьев уродливая черепушка застывала, мерзко разинув пасть с двумя клыками в несбыточной попытке укусить человека за самое ухо.
Ивиан слегка притолкнул меня в грудь, призывая отойти, сделал несколько шагов, вплотную приблизившись к сходившим вниз ступеням.
— Что-то я пока не наблюдаю ничего «необычного». — Он упер руки в бока, воззрившись на приставленный к невысокому забору фургон. — Что там?
— Подобного тебе еще никто не предлагал.
— Да что ты… — Ивиан уже вознес ногу, готовясь сойти с крыльца, но приметив свою совершенно голую стопу тут же развернулся, направившись обратно в дом, мимоходом продолжая дознания: — Ужель целый кузов элитных дармовых куртизанок?
Он прянул в первый отходивший от прихожего коридора поворот влево, и не успел я изъявить ответа на его каверзный вопрос, как из той комнаты вдруг заслышался зычный бас скупщика:
— А ну пшли прочь отсюда, лярвы! Вас еще по ночи должен был сам след простыть! Чего разлеглись, живо турманом отсюда дали!
Раздались непонятные глухие звуки, точно некто принялся перекатывать по погребу щемящиеся от назема мешки, и из прохода, сверкая голизной, стремглав выбежали две девицы легкого поведенья, не слишком переживавшие за сокрытие своих прелестей от праздных взоров. Они без оглядки кинулись из дому, едва не сбив меня с ног, и отправились по улицам лишь в им ведомом направлении.