Ошеломлению бледного эльфа не было предела. С опущенного и полностью ослабленного лука даже выпала стрела и, как показалось, воин, придя в себя лишь в последний момент, едва успел покрепче сжать готовое выскользнуть следом оружие. Эруиль подошел к стрелку, принявшись спокойным, монотонным голосом ему что-то объяснять. Лучник же неотрывно глядел на расположившееся рядом с моей головой сияющее существо. Впрочем, не он один — взгляды всех без исключения облаченных в черное бойцов сейчас были устремлены именно на Путеводную Тень.
Только мой спутник довершил свою речь, как эльф, с трудом оторвав взор от Fioare, бросил на Эруиля очередной хмурый взгляд и, чуть погодя, недолго побуравив меня глазами, громко издал приказ своим воинам. Я услышал, как скрипят вонзаемые обратно под тугие бедренные ремни клинки, как шипят скользящие деревом по коже заспинных налучей луки. Послав Эруилю лаконичную фразу и кивнув, командир отряда развернулся, двинувшись в пущу. За ним в такт зашагали подопечные.
Ко мне тут же подскочил травник и, чуть потормошив за плечи, точно пытаясь вернуть меня в чувства, проговорил:
— Идем.
Мертвенную тишину кромешной ночи растерзал грохот частых шагов. Шли молча, лишь ступавший в авангарде бледный эльф, вновь накинувший свой капюшон, изредка и почти неслышно перекидывался короткими фразами со своими соратниками. К моему удивлению вели нас не как заключенных, взяв под руки и тыча в спины оружием, а как неких высокопоставленных персон, стиснув в конвоирское кольцо. Тропа — хотя то, по чему мы ступали назвать тропой в полной мере было нельзя — оказалась просторной, а если на нее посягали густые клонящиеся ветви или заползали колючие кусты, то они сразу, едва оказывались на недопустимом расстоянии, без колебаний вырезались баселардами.
Меня и Эруиля не беспокоили, даже никаких вопросов не задавали. Только единожды один из Хранителей покоя, как их обозначил мой первородный товарищ, дерзнул коснуться мирно сидевшей на моем плече Fioare. В ответ на это посягательство Путеводная Тень недолго думая обдала палец эльфа снопом ярких стрекочущих искр, от чего воин, чертыхнувшись по-своему, даже отскочил, зажав фалангу во рту. Оскорбленное создание, во избежание повторения подобных, явно задевавших ее чувства актов, перебралась в нагрудный карман моей куртки, нежась в мягкой темной шерсти точно в свежей постели. А когда уязвленный Хранитель бросил на Тень полный укоризны взгляд, в ответ она совсем по-детски продемонстрировала ему свой желтый язычок.
— Куда они нас ведут? — спустя некоторое время решил нарушить немоту я, почти шепотом обращаясь к Эруилю.
— В Laensfronor, — вместо него ответствовал бледный командир Хранителей. — Главен город. Ваш человечий камень коробки ничто, в сравнение с Laensfronor.
— И что там? Что вы собираетесь с нами делать?
— Дадим Granmoun. Он мудр, он сказать, что делать.
— Granmoun — это наш правитель, — разъяснил Эруиль. — Даже ближе к старейшина. Говорить с Granmoun — великая честь, тем более для иноземец. Он самый старший из живущий ныне в Laensfronor, и он единственный, кто помочь совет в наш… ситуация. Не каждый день Yenna'fore утруждать себя говорить с кто-либо. Особенно с человек. Granmoun смочь верно истолковать посыл наш Владычица.
Что же, хоть какая-то ясность. Пускай совсем скудная и толком не понятная, но все же ясность.
Мы шли несколько дольше, чем я того ожидал. Обещанная моим первородным спутником верста уже была явно пройдена, однако конца и края объявшим окоем исполинам по-прежнему не наблюдалось. Впрочем, эльфы ступали спокойно, никакого сумбура или паники. Быть может, Эруиль просто обсчитался? Он же как-то исхитрился заблудиться в родном лесу, так что же ему мешало ошибиться и на этот счет?
— Как ты меч? — неожиданно заговорил командир Хранителей, чуть обернувшись и посмотрев на качавшийся у меня на поясе фальчион. Его мне вернули сразу, едва был отдан приказ выдвигаться. Клинок оказался немного поцарапанным и испачканным, но вполне целым. Травник объяснил свирепую выходку командующего, когда тот запустил мой меч в дебри: дело в том, что, он, Эруиль, мало того, что привел в Тьенлейв шумностопого — приблизительно таким образом, переводя на общий, эльфы обзывали людей, — так еще и вооруженного гномьей сталью. А бородатых обитателей Ниферии остроухий народ ненавидел даже больше людей. Оттого бледный, и без того до предела накаленный моим появлением, не сдержался. Он вообще, как поведал мой компаньон, был довольно вспыльчив.
— Ничего, — ответил я. — Пара царапин да пятно грязи.
— Извинить я… — хмуро вздохнул командир. — Я весть себя невежлив и груб. Оружий неплох, просто сработан поганый рука.
Окружавшие нас исполины внезапно сошли на нет. Впереди развернулась подернутая легким предутренним туманцем сумеречная панорама: резко уходящий в низину луг, что далее, шагов через двести, залезал на невысокий холм, который приютил на своей лысой вершине величественный, составленный из чарующего желтого камня город, разлившийся по склону волнообразным кольцом стен, нивами, маленькими домиками и огородами. Близ журчала широкая полноводная река, через которую был перекинут массивный крепостной мост. К темному, укрытому серыми облаками небу гордо вздымались четырехконечные башенные шпили, лимонно-кремовые купола, черепичные крыши жилищ и мастерских. Сам же дворец, как отсюда было прекрасно видно, являл собой изящное, украшенное карнизами, резными фронтонами, барельефами, галереей, аркадой и прочими архитектурными изысками произведение искусства. Света в немногих выглядывавших наружу окнах верхних этажей пока еще не было. Город стоял немым и слепым изваянием в окружении поистине гигантских, пышнокронных и толстоствольных деревьев, величиной способных потягаться с самой Трелонской башней.
Лишь слабый, дружеский тычок довольно лыбящегося Эруиля заставил меня, подобрав челюсть с земли, окончить завороженное лицезрение эльфийского города. Чего и говорить, первородное племя испокон веков славилось своими архитектурными талантами. Их зодчие, в отличие от, например, гномьих, больше уповали на роскошь и изящность, нежели на надежность. Оттого неизвестно, сколько осад выдержали бы эти элегантные, весьма тонкие стены и изрезанные рельефами здания. Но впечатление город эльфов производил ошеломляющее.
Пока смирно сидевшая в моем нагрудном кармане Путеводная Тень неожиданно выскользнула из своего пристанища, вплотную подлетев к Эруилю. Что-то пискляво пролепетав, она требовательно указала пальчиком на свой приоткрытый рот. Первородный как-то беспонятно усмехнулся, на что Fioare вмиг выдала грозную тираду, притаптывая по воздуху единственной ножкой. Решив долго не препираться с собеседницей, эльф томно вздохнул, точно проспорив, и достал из своего мешочка ветку акации. Оторвав несколько белоснежных цветков, он положил их в алчно протянутые ручки Путеводной Тени, которая тут же, не теряя времени понапрасну, набила лепестки за пухлые щечки, будто хомяк. Смачно чавкая и мурлыча, она на быстрых крылышках устремилась обратно в лес, остановившись лишь на самой границе видимой мне пущи и отвесив нам кокетливый воздушный поцелуй.
— Куда это она? — наблюдая за тем, как ночная тьма поглощает яркое сияние летучего духа, спросил я Эруиля.
— Она выполнить свой миссия, — ответил он. — Довести нас, получить награда и уйти. Все же, она ограничен в свой действий. Теперь, как послушный дочь, она обязан возвратиться к Yenna'fore. Даже если она всем сердце хотеть остаться.
Обиженный вздох сам по себе вырвался из моих губ. За тот небольшой промежуток времени, пока меня сопровождала Путеводная Тень, я успел не на шутку привязаться к этому проказливому, беспечному существу. И сейчас, расставаясь столь неожиданно, испытывал ужасно неприятные чувства.
Быстро спустившись по пологому откосу, мы, гулко притоптывая по толстому, чуть прогнившему дереву опущенного через безбурную реку моста, вошли за внешнее кольцо стен, легко протиснувшись в щель приоткрытых ворот. Нас встретила узкая, огражденная уставленными впритирку зданиями мощеная дорога, одним краем уходившая влево, простираясь в новый, не менее тесный переулок, а вторым утыкавшаяся в убегавшую вверх лестницу из белого мрамора. Никаких статуй, садов, широких мостовых, золотых крыш или серебряных ручьев. Город славных, сказочных эльфов выглядел слишком… обычно. Безусловно, каждая постройка и каждый камешек здесь был преисполнен недосягаемого для людских зодчих изящества. Однако эта красота не выходила за рамки чего-то необыкновенного, немыслимого, не казалась «застывшей музыкой». Все было исполнено с завидной тщательностью, скрупулезностью, но при этом вид города изнутри не внушал благоговения. Мое воображение, когда уши вместе с фразой «эльфийский город» донесли до него пищу для грез, рисовало себе все несколько иначе, более феерически, что ли: вырезанные из неведомых материалов дома, выходящие на обширные зеленые улочки разноцветные витражи, огромные, висящие в воздухе драгоценные памятники героям былого, парки и рощи, богатые храмы и особняки, а также вечно сияющее солнце. Но эти мечтания вмиг растаяли после того, как я преступил порог самой крепости. Возможно, все представляемое мною великолепие появится дальше, ближе к центру города, но верилось в это с трудом. Пускай Laensfronor, или как там его назвал Эруиль, вчистую выигрывал в роскошности даже у хваленого Двельфаена[12], однако чем-то немыслимым отнюдь не представал.