Клязьму в окрестностях деревни я знала как свои пять пальцев И конечно, точно вышла к одному из многочисленных бродов. Пять минут — и, слегка замочив подвернутые до колен джинсы, уже стояла в пойме.
К пойме люди из наших мест относились как к живому существу. Она была не только прекрасна в разные времена года, но и обладала загадочной душой. Если честно, то сейчас мне вспомнилась фантастическая планета Солярис, созданная воображением польского писателя Станислава Лема. Солярис был и планетой, и мозгом, и душой, и великим судией - всем одновременно. От его присутствия и неусыпного наблюдения невозможно было спрятаться ни днем, ни ночью. Так и наша Пойма. Что бы человек в деревне ни делал, как бы ни жил, что бы ни вытворял, чем бы ни терзался, Пойма наблюдала за всеми и за каждым. Она знала любому смертному цену, и с каждым конкретным человеком вела себя по-разному. Пойма была непредсказуема, умна, жестока и добра. Она сохраняла жизнь одним, других - уничтожала, третьих одаривала бесчисленными гостинцами, с четвертыми - играла. Однажды дядя Саша Харченко, бывалый охотник, расчетливый деревенский мужик бродил по болотам Поймы двое суток и никак не мог выбраться на дорогу или открытое место. Он уже почти потерял рассудок от мелькания сухого, жесткого рогоза, который и тот год вырос чуть выше роста дяди Саши... Пятых Пойма поражала своими диковинами: выпускала из своих глубин на жуткое мгновение кабанов или верткую бурую лисицу. Как-то бабы видели матерого волка-одиночку. Кто-то рассказывал о гнезде гадюк, собравшихся зимовать в яме под еловыми корнями — гадюк, свернувшихся в медленно шевелящийся клубок, было, наверное штук двадцать — тридцать. Пойма имела нрав великой женщины, нрав, сотканный из проницательности, глубокого космического ума, капризов, врожденного юмора...
Я не боялась Пойму, была отчего-то уверена: она меня не обидит, поможет, подтолкнет к единственно верному решению, если на мою долю выпадут тяжелые минуты. Мы были одной крови. Поэтому, когда густая пойменная трава захлестнула мои ноги тяжелыми волнами, сердце наполнилось ликованием. Появилось ощущение: я пришла в родной дом, по которому соскучилась.
Однако через пару часов нелегкого пути я поняла, что заблудилась. Объяснения тетки Серафимы спутались в голове. Наваждение - этот березняк и эту просеку я уже пересекала, кажется, третий раз? Становилось все жарче и жарче. Я даже решила: «А, проклятое зеркало играет со мною злые шутки?».
Но играла Пойма. Дороги, леса, болота, луговины, звериные тропы, судьбы путников, попавших в эти безлюдные места, находились в ее ведении, в ее царственной власти. Пойма чего-то хотела от меня. Она готовила мне с кем-то встречу.
Зачем она решила испытать меня — шестнадцатилетнюю самостоятельную девчонку, вот уже сутки сгоравшую от черной плотской любви, — не знаю. Может быть, хотела какую-то цену за встречу с мертвой деревней Огныкой? Наверное, к этой деревне должны были приближаться не совсем обычные люди, а много испытавшие и пережившие. Огныка не представляла собою благоустроенный парк или детскую площадку с идолообразными скульптурами. Огныка была самой главной тайной малохоженных дремучих мест; вероятно, самым нелюбимым местом загадочной Поймы. Ведь бывает так: мы знаем, что на нашем теле есть безобразное родимое пятно. Нам неприятно смотреть на него, трогать руками, но мы ничего не можем поделать - родимое пятно с нами, скрытое одеждой, и как бы мы ни старались его забыть - оно никуда не девается.
Пойма морочила мне голову, вила из тропинок узлы и петли: она не хотела, чтобы я добралась до Огныки.
Это я поняла внезапно, сразу, когда солнце стояло уже высоко в небе, торчало в бесцветном небосводе, как раскаленная шляпка гигантского гвоздя. Я села в теплую тень старого дуба; его ветви были скрючены временем, дождями, снегами, дикой стихийной жизнью, как пальцы человека, больного артритом. Я положила голову на колени и начала шептать:
Пойма, голубушка, я должна избавиться от проклятого зеркала. Не смейся надо мною... Я должна найти Огныку... Помоги мне, Пойма...
В смятых, мягких листьях дуба пискнула измученная жарой птица. Я подняла голову, надеясь увидеть несчастную птаху.
Пойма, я знаю, ты меня слышишь... Помоги... Все равно не уйду отсюда, пока не побываю в Огныке...