Ты не устала? - остановился Вадим.
- Нет.
Тебе не кажется?..
- Кажется. Мы идем в другую сторону, Вадим.
- Я веду тебя к реке. Я уверен...
- Пойма ведет нас к Огныке, — оборвала я Вадима.
- Я никогда в лесу не плутаю.
- Пойма ведет нас к Огныке, - повторила я.
- Ты уверена?
- Конечно. Мы уже стоим на болоте, потом будет лужок с розовыми васильками, а за ними — деревянная дорога через топкое место. А там — до Огныки — рукой подать.
- Ерунда!
- Возвращайся, Вадим. Огныка впустит одного и выпустит одного.
- Но твоя прогулка уже не имеет смысла: зеркало-то валяется в бору, — нервно сказал Вадим.
- Оно вернется. Ты мне не веришь, но все случится так, как я говорю.
- Хорошо. Давай дойдем до васильков. Никогда в жизни не видел розовых васильков...
Мы двинулись дальше: в моих ушах стоял уверенный говорок тетки Серафимы, - я шла по ее меткам уверенно, будто сто лет здесь бродила, собирая грибы.
Лужок с розовыми васильками ласково коснулся наших кроссовок. Он лежал на открытом пространстве, окруженный лесом как декорацией.
- Так, — сказал Вадим. — Наверное, ты права. Розовые васильки на свете существуют.
Сильный порыв ветра дернулся откуда-то со стороны Огныки, в одно мгновение на небо набежали тяжелые тучи.
- Слава Богу, - сказала я. - Наконец-то пойдет дождь.
- Дождь?
- Да. Наша деревня ждет его уже целый месяц.
Порывы ветра начали повторяться. Они освежали наши руки и спины, лица. Было приятно стоять в этих незримых потоках. Ветер пах болотом и незнакомыми пойменными цветами.
Когда ты вернешься домой, наша любовь кончится? — глухо спросил Вадим.
- Кончится. Это наваждение.
- Я не хочу. Ты - самая лучшая. - Он не поднимал глаз, смотрел на розовые васильки, которые трепал ветер.
- Вадим, не мучай себя, - посоветовала я. - Тебе надо возвращаться.
- Невозможно.
Он быстро сжал мою руку, развернул к себе, притянул сильным движением и впился губами в мой рот.
Слаще этого поцелуя я ничего не знала на свете. Я много раз слышала от подруг, что поцелуи — опасная штука, от них слабеешь, теряешь голову, силы, летишь в тартарары. Десятки раз я прокручивала в воображении, как кто-нибудь меня поцелует, и как я буду стоять-падать, обнимать кого-то, гладить мягкими ладонями его спину, сосать его язык и все такое прочее.
Но мои мысли оказались идиотской чушью по сравнению с действительностью. Я и Вадим впились друг в друга, я повисла у него на руках, и единственное желание заполнило меня от кончиков пальцев до кончиков волос: чтобы он взял меня, чтобы я стала его, а он - моим, и чтобы мы растворились друг в друге без слов и объяснений.
Вадим стал раздевать меня, сдерживая дрожь желания. Я начала сдирать с него рубашку и джинсы. Я встала на колени, уткнулась в его колени. Он снова поднял меня, снова начал целовать - и губы, и шею, и плечи. Он зарылся лицом в мои волосы, а когда его губы нашли мои бесстыдные груди, я застонала - великое наслаждение.
Вадим сбил в кучу нашу одежду, уложил меня на спешное брачное ложе. Я обнимала его, прижимая к себе изо всех сил, скользила ладонями по его напрягшейся спине, волосам. Гладила его лицо, закрывала пальцами сияющие глаза: он смотрел, смотрел на меня, выпивая взглядом, видел мою дикую страсть и стонал, как зверь.
Я пустила его в себя. Было немного больно, но затем - восхитительно. Я не знаю, как об этом рассказывать, но если нарисовать примерную картину нашей страсти, то мы напоминали штормовое море, то неистово разбивающееся о скалы, то могуче качающееся.— широко, великолепно, сильно. Несколько раз я проваливалась в пучину, которой нет названия. Я летела сверху вниз и снизу вверх одновременно, летела в такую сладость и такое НИЧТО, что кричала от восхищения и полного растворения в Вадиме. Я совершенно не стеснялась крика — он был так же естественен, как дыхание и слезы; я хотела, чтобы сладостная пучина не имела дна. Лететь, лететь в нее бесконечно тысячи лет.
Но сладость обрывалась, я вновь чувствовала тело Вадима, его руки его губы и начинала жить ожиданием, чтобы шторм не утихал, нарастал вновь, нарастал — до его стонов и моего крика, до новой сладости, превращающей меня в пылинку.
Я не помню, сколько времени прошло, но настала минута, когда мы насытились друг другом. Мокрые от пота, моей девственной крови, очнулись и, обессиленные, лежали, обнимая друг друга.
Какая ты женщина... — сказал Вадим.