Не верь этим ощущениям, Василиса! Это обман, пустое, ложь. Любовь — испепеляющее нечто, такое уничтожающее чувство, что не дай Бог, его испытать в полной мере однажды. А если тебе доведется встретить хотя бы легкую тень того чувства, что довелось испытать мне, — какую муку пожелала тебе злая родственница!
Чтобы внести ясность в свой рассказ, я хочу предупредить тебя: любовь многолика. Ее испытывает мать к своему ребенку; ребенок - к родителям. Любовь живет в нашем сердце к родным местам. К Богу. К памяти. Какому-либо роду занятий. Искусству.
Это все невинные чистые сестры ТОЙ любви, о которой я хочу рассказать тебе. Любовь мужчины и женщины — вот наэлектризованная спираль, ведущая в преисподнюю. Я не хочу, чтобы ты повторяла мой опыт!..».
Когда дошла до этого места материнского рассказа (а по сути — исповеди), меня колотила нервная дрожь. В шестнадцать лет, в одночасье столкнуться с клубком тайн, держать в руках адский предмет — зеркало из мертвой деревни, узнать предназначение своей судьбы, прочитать отчаянные материнские откровения - все это может потрясти до основания, накрутить сумятицу в рассудке. Это, собственно, со мной и произошло.
Я бросила волшебное зеркало на диван, вскочила и выбежала на крыльцо.
Жаркий летний день не померк ни на йоту. Наша деревня жила обычной жизнью: по улице величаво шла Малышка - важная корова соседки Раи; недалеко за сиреневым кустом пел надтреснутым боевым голосом петух и клокотали его подруги-куры; двое мужиков с пустыми ведрами шагали мимо нашего забора, чтобы спуститься в овраг, к роднику; надоедливо билась оса в стекла веранды...
День плавился, тек обычный; а я уже стояла на крыльце совершенно другая, чем полчаса назад. У меня будто вынули душу и потрясли на воздухе, как пыльное платье.
Почему мама никогда не заговаривала со мной об этой шкатулке? Зачем спрятала ее в диван? Почему любить мужчину - ад и ужас? Как избавиться от проклятого зеркала? Что еще предстоит мне узнать?
Последний вопрос привел меня в относительное равновесие, я и вернулась на веранду.
Зеркало со своим равнодушным лицом лежало на диване, рядом топорщились страницы маминой тетради, шкатулка зияла открытым нутром.
Я снова села и продолжила брошенное чтение.
«...Василиса, я всегда была очень открытым человеком - с детства, с отрочества. Я не умела скрывать ни одно из своих чувств: радость, гнев, нежность, удивление, - все, испытанное мною, отпечатывалось на моем лице мгновенно.
Когда я влюблялась, можно было читать по моим глазам, губам, ресницам поэму, драму или трагедию.
Хорошо это или плохо — не знаю до сих пор. Меня никогда не оставляло ощущение, что я беззащитна перед миром.
Первая моя любовь вспыхнула и погасла в год моего четырнадцатилетия. Мальчика звали Костей - высокий такой был мальчик, кудрявый, из интеллигентной семьи. Он читал мне стихи, бродил со мною по зимним улицам, в теплых, сумеречных подъездах целовался с закрытыми губами. Мир вокруг нас вращался серебряным цирковым шаром, бросая на людей и предметы волшебные блики. Помню свои легкость в груди и крылья за плечами - Костя!.. Кудрявый мальчик любил меня всего три месяца - в начале апреля быстро и буднично (провожая из школы, где мы вместе учились в параллельных классах) сказал, что больше не любит и нам незачем встречаться... Дома меня рвало, я не плакала - выла, глаза остекленели от боли. Мир обрушился.
Василиса, сейчас, через годы после моей первой любовной истории, я хочу предостеречь тебя: первая любовь - сказка с плохим концом. Будь готова: первый принц из твоей первой сказки окажется в конце концов тенью, неуверенным наброском на богатом полотне жизни. Первая любовь должна уйти, истаять, кануть в Лету.
Отрочество - живучая кошка: все раны на ее теле затягиваются быстро, бесследно. Через год новая любовь настигла мое сердце. Ничего в том не было удивительного - молодость замешана на дрожжах поиска счастья. Замешана веселой рукой, а дрожжи свежие.
Юноши и мальчики менялись в моем отрочестве, как карусельные лошадки, на которые смотришь со стороны, стоя на земле... Опыт первой боли помогал мне достаточно ровно переносить новые утраты.
Но, Василиса, дочь моя, кровожадная пасть любви еще по-настоящему не открылась мне навстречу. Это случилось тогда, когда во мне, в моем существе созрела чувственность, желание познать мужчину на расстоянии полувздоха.