У тебя обязательно будут подруги, приятельницы, с которыми ты не раз обсудишь эти огненные моменты. Ничего в том не будет противоестественного: вступая в новые ощущения жизни, как в незнакомую реку, человек ищет удобное место, брод, отмель и расспрашивает других о жизни этой неизведанной для себя воды. Подобные женские рассказы-пересуды, перемывание, обсасывание пикантных ситуаций, перехихикиванье, откровенничанье пережила и я. Мои подруги не жалели для своих рассказов красок, а я не жалела своих ушей.
Моя двоюродная сестра Галина Меркурьевна — в те времена Галя - жила в самом центре Москвы, в коммунальной квартире. У нее рано умерла мать - моя тетка Лена, и Галя решила обидеться на весь мир: она порвала всяческие отношения с родственниками, никого к себе не пускала и сама ни к кому не обращалась. Одну меня Галя надменно терпела - не знаю почему. Наверное, я просто не замечала ее расширенных ненавидящих глаз, презрительно сложенных губ, дамского зажатого фырканья.
Почему я изредка забегала к нелюдимке Гале? Потому, что родня наша была совестливая, волновалась о ее житье-бытье, пыталась проложить мосты доверия и родственных теплых чувств, а моя мама неизменно накладывала в сумку два-три десятка пирожков, банку варенья — «для несчастной Галечки». И я шла с этим семейным приветом в незваные гости.
В коммунальной квартире Гали жило еще восемь соседей: коридор гигантской коммуналки напоминал склад профессионального старьевщика. На стенах висели велосипеды, тазы, корыта, старые пальто, вышедшие из моды тряпичные выцветшие зонты; лыжи; коробки с обувью, увязанные в тугие пачки газеты подпирали стены.
В одной из комнат жил старик Колодцев Эмиль Герасимович - вечный холостяк, он любил жарить не очень свежую рыбу, подмороженную картошку, и когда ему делали замечания из-за не очень интеллигентных запахов его пищи, он всегда весело отвечал: «Это еще что, китайцы вон селедку жарят».
Этот старик Колодцев однажды без долгих предисловий и подготовок съехал из Галиной коммуналки, а в его комнате поселился невероятно красивый человек богатырского роста, с бородой, синими глазами и прямым носом. Звали его Георгий, и он был художником.
За несколько дней комната старика преобразилась: на стенах появились картины, сотня загадочных мелочей и вещей угнездилась на полках; под высоченным потолком Георгий умудрился повесить самодельный абажур из пурпурных тряпок — комната таинственно наполнилась потемками арбузного сочного нутра. К Георгию начали приходить такие же, как он, красивые, высокие люди: они мало говорили на общей кухне, а больше гремели пивными бутылками, резали колбасу, сыр из магазинных свертков. Коммуналка затаила дыхание: соседи напряженно ждали то ли приключений, то ли скандала.
Ни того, ни другого не происходило. Георгий и его друзья жили-пировали мирно, привнося в быт коммунальной квартиры веселую остроту и праздничное ожидание чуда.
Я и моя сестра Галя были в те времена девушками, правда, нас разделяло десятилетие, и Галю скорее можно было назвать старой девушкой. Но все же — факт есть факт. И как-то под Новый год мы оказались в комнате художника как гости. Галя нарядилась в черную пышную юбку и блузку, обильно вышитую анютиными глазками. Как она считала: эта блузка — высший писк моды. А на мне было обычное серое платье из дешевой полушерстяной ткани с отложным школьным воротничком, старенькие туфли и, если честно, штопаные чулки.
Компания художников весело отмечала наступающий праздник - бутылки с шампанским то и дело стреляли в потолок, на тарелках красиво лежали колбаса, сыр, селедка с луком. На горячее - помню - была внесена дымящаяся картошка в большой кастрюле.
Праздники, Василиса, оживляют людскую кровь, позволяют расслабляться и больше улыбаться друг другу. Наверное, в тот вечер я тоже улыбалась чаще, чем обычно. Художники шутили, произносили красивые тосты, у всех блистали глаза, а за окном танцевал синий снег. Может быть, он был синим от света уличного фонаря, а может быть, потому что Новый год крался в город на мягких лапах.
На том вечере я поняла: Георгий заметил именно меня, хотя за столом сидели несколько девушек. Знаешь, дочка, о том, что ты кому-то нравишься, можно понять по движению ресниц, быстрым взглядам, по мимолетным прикосновениям рук в момент, когда все сидящие за столом сдвигают свои бокалы. По сотне иных мелочей.
Георгий заметил меня, а я заметила его. С того вечера на нас обрушилась любовь.