***
Очнулась я в горячке, в смятых, влажных простынях. Вокруг сгустились тени, которые давно меня не пугали. Спустив ноги на пол, ежась от холода, я прокралась в комнату матери. Она сидела у окна, завернувшись в колкое шерстяное покрывало и смотрела на огромную луну, застывшую в рваных облаках. Ткань соскользнула, обнажив острую лопатку, от которой вниз по позвоночнику уходил широкий неровный шрам.
- Они срезали их, - глухо проговорила мать, словно для самой себя. - Познав полёт, ты уже никогда не будешь счастлива в рабстве.
- Это сделал он? – мертвея, шепнула я. – Отец?
- Он не помешал другим, - эти слова горечью отразились в моей душе. - Твой отец боялся потерять меня. Упустить. И решил, что так я останусь с ним. Но после всего...
- Зачем он приходит? – спросила я, поняв, что мать затерялась в своем прошлом.
- Напомнить, что теперь мы обе в его власти.
- Мы же можем уйти, - я села на подоконник, отмечая, что уже достаточно высока, чтобы касаться ступнями пола.
- Ты принадлежишь двум мирам, - мать пропустила мои отросшие за годы волосы между пальцами. Она больше не стригла их и не позволяла этого мне. - Истинной твоей силы не знает никто, даже я... Тебя не отпустят, а одна я не уйду.
***
Красивая женщина, сидящая передо мной, была отражением меня самой, только более красивая и совершенная. Я обрела её голос, молочный цвет кожи, прямой нос, полные губы, миндалевидные глаза, чуть больше привычных, что я видела у других женщин, но цвет был иным. Против её фиалковых мои были серые, с фиолетовыми всполохами, рождающимися, когда я радовалась или злилась. Но самым тщательно скрываемым моим изъяном было то, что на пике эмоций моё лицо заострялось. Оно приобретало хищное выражение и из дёсен прямо над обычными с виду зубами выступал второй ряд сплошных клыков. Это было наследие отца. Матери было больно видеть меня такой. Чтобы не расстраивать её, я училась контролировать себя и мне удавалось. Чаще всего.
***
Он пришёл в одну из темных ночей. Я открыла глаза и увидела высокую фигуру, затмевающую распахнутое окно. Испугаться не вышло. Мужчина казался не страшнее теней, жмущихся по углам и недовольно шипящих, когда зажигались свечи. Подобравшись, я прижалась к спинке узкой кровати и подтянула одеяло до самого подбородка.
- Ты и теперь не боишься, - даже не спросил, а констатировал он.
- Зачем ты здесь? – не стала я отвечать на провокацию.
- Ты стала взрослой. Я ощущаю в тебе свою породу, - мужчина шумно втянул в себя воздух и содрогнулся, - и её тоже. Невероятное сочетание. Дикое и необузданное.
- Ты не ответил, - напомнила я, нервничая от его слов, от их жутковатой интонации.
- Сегодня ты пойдёшь со мной.
И я поняла, что это не просьба, мои желания не имели значения.
- А мама?
- Свой выбор она сделала! - с неожиданным жаром вскрикнул отец и только тогда я заметила, что всегда чутко спящая мать всё не идёт и в воздухе качается ржавый запах.
Уже не понять, как удалось проскочить мимо его распахнутых рук, поднырнуть, пригнувшись к самому полу, скользя по натертому до блеска дереву. Как сумела влететь в комнату матери и, не задумываясь, следуя за горким запахом, выпрыгнуть в открытое окно. Не знаю, как крик не разорвал пространство надвое. Мне не удалось осознать, как мир смог молчаливо смотреть на мою сгорбленную ещё угловатую девичью фигурку над растерзанным некогда прекрасным телом женщины. Её кровь была на мне. Я распласталась на остывающей матери, в котором уже не сияла даже искра прекрасной души и сотрясалась в рыданиях.
Первые в моей жизни истинные слёзы шипели, скатываясь по щекам, оставляя зудящие дорожки на коже, а внутри распускался мрачный цветок чуждой силы. Точно знаю, что она звала меня по имени, которое знал мир. Слово, означающее моё тело долетало до меня, но не имело власти. Мама. Она подарила мне свободу, не заключая мою душу в клетку звуков. Она не дала мне имени, она подарила мне шанс не быть чужой добычей.
Отец оторвал меня от тела матери и поволок прочь. Конечно, я пыталась сопротивляться, брыкалась, царапала, ухватила его клыками за руку, разорвав плоть и взвыла, когда во рту полыхнуло нестерпимой болью. Желудок сокращался, выплескивая содержимое и я вновь оказалась на земле, корчась и скуля. Тонкая шёлковая сорочка, пропитанная потом и кровью, липла к горящей коже. Хотелось сорвать её, ощутить ночной воздух и остыть. Дыхание с хрипом вырывалось из лёгких, желчь осталась на губах. Смахнув её ладонью, я измазала липкой кровью лицо и наконец замерла, осознав, что осталась одна.
- Она это всё, что у меня было.