— Ярл Финрор Лежебока настаивает на скорейшей аудиенции с вами.
— Причина? — сразу спрашиваю я. Сейчас главное отбросить все второстепенные дела и встречи, сосредоточившись лишь на главном.
— Напрямую он не сказал, — пожимает плечами Свейд, — но ходят слухи, будто имеет желание породниться родами. Дочери Финрора летом исполнилось два года.
— Передай ему, что мы поговорим, но не сейчас. Скажем… — прикидываю в уме, чтобы не сильно промахнуться, — на второй день ярмарки. — Надеюсь, к тому времени с валом дел удастся немного разобраться.
Финрор хоть и прозван Лежебокой, но не из-за якобы лености последнего, а из-за того, что его клан почти никогда не участвовал ни в каких внутренних конфликтах северян, всегда оставаясь в стороне. Даже приход халларнов они приняли… спокойно, если так можно назвать: ограничились несколькими небольшими стычками, а потом ушли глубже в собственные скалистые владения, куда непросто добраться даже летающим драконам.
С одной стороны, в будущем для Лесной Гавани Фенрор — гарант вполне ощутимой выгоды в виде поставок доброго камня и железа. С другой стороны, остальные кланы его недолюбливают за излишнюю осторожность. В глаза не говорят, но за спиной иногда называют трусом.
Да и я сама не уверена, что на подобного союзника в случае чего можно положиться всецело, не отойдет ли он в сторону, если Лесной Гавани понадобится по-настоящему серьезная помощь. И не ресурсами, а топорами в умелых руках. При любых раскладах, сейчас об этом думать рано. Быть может, разговор Фенрора затронет совсем иной вопрос.
Далее следует еще череда ярлов, которые имеют ко мне тот или иной интерес.
— Свейд, не забудь о патрулях, — напоминаю своему глашатому. — Ни в коем случае нельзя допустить потасовок с халларнами.
Праздник праздником, а ярмарка ярмаркой — именно в такие дни хмельные напитки будут литься особенно обильно. А, как известно, хмельной разум разумным мыслям не пристанище. Я сколь угодно рьяно могу взывать к прибывшим на ярмарку гостям и просить хотя бы на ближайшие несколько дней угомонить свою боевую удаль и неприязнь к захватчикам, и мне даже будут кивать в ответ, да только последнему глупцу ясно: не так уж и много времени пройдет с момента, когда наполнятся первые кружки, до момента, когда в осоловелых головах начнут роиться не к месту геройские мысли.
— Я помню, госпожа, — кивает Свейд. — Патрули собраны, разъяснения ими получены. Что решаем с кулачными боями?
— Думаю, их следует оставить. Люди должны иметь возможность выпустить пар, в противном случае их не сдержат никакие патрули.
Кулачные поединки — обычная забава на северных праздниках. Иногда в схватке сходятся два воина, иногда бьются стенка на стенку. Без оружия, по пояс обнаженные, на одних кулаках.
Раньше, в далеком детстве, я не понимала, зачем взрослые дяди мутузят друг друга в кровь, выбивают друг другу зубы, иногда ломают руки или ребра. Их же никто не принуждает к этому, да и не враги они друг для друга. Некоторые так и вовсе в соседних деревнях живут, а то и домах.
Теперь понимаю — северянам это нужно, чтобы облегчить сердце и голову. И особенно нужно в мирное время, когда дарованную предками ярость просто некуда выплеснуть. Именно в такие моменты рождаются обиды, копится недовольство соседом, женой, родичем. И все это до поры, когда кого-то вдруг не прорывает неудержимой злобой. И никто не знает, на кого человек сорвется.
Потому иногда немного пустить крови — самое то. В том числе сейчас, когда у нас и не война, и не мир. Слишком высоко напряжение, слишком высока подозрительность, даже друг к другу, слишком многие готовы необдуманно схватиться за оружие.
Надеюсь, возможность от души начистить друг другу физиономии, как и было завещано предками, поостудит особенно горячие головы. Ну, а самых рьяных, кому все равно станет мало, придется вылавливать и сжать в холодную.
— Что с Турином? — спрашиваю с некоторой опаской.
— Его клан разместился на северо-восточной окраине Гавани. Турин там же. Ведут себя тихо.
Меня точно набили еловыми иглами — настолько неуютно от собственной подозрительности. Я так рада приезду брата, так рада его снова увидеть, но не могу отделаться от кислого послевкусия его слов.
«Это затишье — только небольшая передышка перед настоящей бурей…»
Что он имел в виду?
Что-то конкретное и близкое или долго идущие планы?
Я не хочу подозревать его, не хочу сомневаться в нем. Да и в чем я могу сомневаться? Турин — плоть от плоти северный воин. И он скорее самолично бросится на обнаженный клинок, чем смирится с падением родной земли. Я это знаю, как никто другой. Да он и не скрывает. Так кто из нас поганая овца в здоровом стаде?