Когда кашель проходит, еще какое-то время стоит, покачиваясь, и тяжело дышит. Из его рта на столешницу тянется тонкая нить чего-то темного.
— Я помогу… — наконец, произносит он.
Но я уже отрицательно мотаю головой.
— Прости, я должна была прийти раньше.
Едва не луплю себя по рукам, потому что не могу просто стоять и смотреть, как он мучается.
— Нет, — легкое движение головы. — Всему свое время. Ты пришла ровно тогда, когда и должно.
— Тебе что-то нужно? Я могу чем-то помочь?
— Ты же пришла за помощью, — снова улыбается он.
И снова этот оскал едва не заставляет меня отвести взгляд.
— Кажется… я опоздала, — что-то во всем этом меня очень настораживает. — Сядь, тебе лучше сохранить силы. Я приду за тобой. Ты слышишь меня? Я не оставляю тебя.
— Ты говорила с Предками? — спрашивает неожиданно.
— Я пыталась. Они не направили меня.
— А меня направили.
Какое-то время молчим. Я жду, пока Турин продолжит, а он просто смотрит на меня, точно пытается прочесть мои мысли.
— Я говорил с ними еще дома, до того, как выдвинуться на праздник Белой ярмарки. Но у меня были иные вопросы, сама понимаешь. И их ответ заставил меня рыдать.
— Турин, ты не в себе, — почему-то я не хочу слышать продолжение его рассказа, почему-то чувствую, что, услышав его, уже не смогу все повернуть обратно, как будто даже сам мир вокруг меня изменится.
— Предки говорили со мной, — продолжает брат, как будто и не слышит моих слов. — Они долго смотрели на нас. Долго внимали нашим молитвам. И, наконец, отозвались. Я ожидал услышать мудрые наставления, ожидал туманные откровения, над которыми сломают головы лучшие толкователи, но услышал всего четыре слова: мы идем к вам.
— Что это значит?
— Я тоже сразу не понял, думал — это и есть загадка, требующая толкования. А оказалось, они ответили буквально.
Турин кое как выпрямляется и делает шаг из-за стола. Едва не падает, снова опирается о столешницу, снова выпрямляется.
— Следом по ночам мне были видения. И я увидел все то, что должен сделать. Я увидел Лесную Гавань, сестренка. Увидел тебя и твоего сына. Я увидел искупление нашего народа и возрождение наших предков.
— Я не понимаю.
— Эта эпидемия — лишь инструмент, который позволит нам всем переродиться. Мы слабы. Позор на наши головы. Но Предки нас не оставят. Каждый, кто погибнет от болезни, вскоре встанет в единый строй против проклятых захватчиков. Они пришли к нам с превосходящими силам и оружием, которому мы не смогли ничего противопоставить. Больше все это им не поможет. Мы уничтожим каждого иноземца — и каждый их мертвец встанет биться вместе с нами.
— О, боги… — шепчу я. — Нет, Турин, нет.
— Свобода требует жертв, сестренка.
— Свобода от чего? Ты понимаешь, какие силы пробудил?
Он неопределенно поводит плечами. Одежа, что некогда сидела на нем, точно влитая, теперь висит, будто на отощавшем старике.
— Ты освобождаешь не нас, — продолжаю я. — А наши земли от нас.
— Ты слишком молода, чтобы понять.
Турин все же выбирается из-за стола. Стоит, покачиваясь. Вот-вот грохнется на пол. Но я точно не стану его ловить.
— Я должна знать, — говорю то, о чем никогда и ни за что не хотела бы услышать. — Это ты принес болезнь?
— Я принес искупление.
Кажется, мои внутренности превратились в лед. Моя кровь перестала бежать по венам. А разорванное в клочья сердце едва-едва бьется лишь для того, чтобы снова и снова полосовать себя об острые грани кровавых осколков.
— Ты убил всех нас.
— Ты будешь жить, сестренка. И твой сын — тоже. Я позаботился об этом.
— Разве я просила об исключении?
— Ты бы никогда не попросила. Но на то я и старший брат. Поверь, я знаю, что буду проклят. Мне все равно. И если бы сейчас я снова встал перед тем же выбором, ничего бы не изменилось. Но вас эта месть задеть не должна.
Он шагает из-за стола. Шаги тяжелые, точно каменные. Пячусь, пока не упираюсь спиной в стену. Но он не становится вплотную, оставляет между нами пару шагов расстояния.
— Это твоя обязанность, Хёдд, — говорит холодно и почти зло. — Ты должна встать во главе очищения. Ты должна выжить. И должна победить.
— Ты прав, — цежу сквозь зубы. — Кое-что я действительно должна: спасти своих людей от предательства и глупости того, кого считала братом. Ты отдал нас всех Тени, Турин. Не знаю, зачем, не знаю, как. Возможно, ты действительно хотел лучшего. Но ты не имел права принимать подобные решение в одиночку.
— Кто-то должен бы. Почему бы не я? У остальных не хватило бы храбрости.