Вот и добегалась, Хёдд.
То в одну дырку нос сунет, то в другую, а в третьей этот самый носи и прищемили.
И что теперь делать?
Ждать, пока там, за стенами, не останется никого живого?
— Принесите мне моего ребенка! — ору через дверь, но знаю, что и на эту просьбу никто не отзовется.
Наверное, полгода назад от бессилия и обиды я бы залилась слезами. Сидела на полу и рыдала, пока не затопила бы всю комнату. Но сейчас я чувствую накатывающую злость. Сильную злость. Никто не имеет права держать меня вдалеке от моего ребенка. Никто не имеет права брать на себя ответственность за людей, которые доверились мне. Никто не имеет права решать за всех, как им жить или умереть, даже если в их так называемом искуплении видит какую-то сверхвысокую цель.
Хочется выть, хочется орать в небо, точно раненая волчица.
«Спокойно, Хёдд, эмоции тебе еще пригодятся, а пока нужна холодная чистая голова».
И с этим сейчас самая большая проблема, потому что голова болит, не переставая. Да, я наврала мужу. Боль меньше не стала.
Турин, будь ты проклят!
Комнату, в которой нахожусь, я знаю. Это одна из комнат для важных гостей. С хорошим убранством, но без каких-либо потайных лазов, вроде того, что есть в моей собственной комнате и в комнате Хельми. Здесь же имеется лишь одно небольшое окно. Впрочем, небольшое для мужчины, я же наверняка смогу вылезти в него. Топаю к нему, открываю внутренние ставни — и невольно издаю протяжный стон.
Хватаюсь руками за стальные кованые решетки, рву их на себя, толкаю прочь, но те не шелохнутся. Вот их тут точно не было раньше. Это я хорошо помню. Да подобного ни в одной комнате Большого Дома нет. Вернее, не было. Теперь уже не поручусь.
Присматриваюсь. Решетки явно установлены недавно — еще видны свежие сколы и царапины в дереве. Недавно, но не сегодня. То есть Магн'нус заранее предполагал, что придется кого-то держать взаперти? Или это защита от проникновения извне? К примеру, какого-нибудь северянина с ножом.
Подставляю лицо морозному воздуху. Как бы там ни было, а теперь я пленница в собственном доме. Снова беру в руку подсвечник, оцениваю его вес. Довольно тяжелый, чтобы проломить кому-то голову, кто придет принести мне поесть.
Глава тридцать девятая: Хёдд
Хоть надеяться на удачу в этом деле особенно не приходится. Я бы на месте Магн'нуса поставила в охрану кого-нибудь из собственных гвардейцев. А это очень хорошие бойцы. Уж я им точно не ровня, даже неожиданно выскочившая из засады.
Возможно, стоит попытаться их заговорить, отвлечь…
Отвлечь!
За окном поздний вечер, но и днем в этой комнате светло лишь если освещать ее свечами или масляным фонарем. Такой фонарь есть и у меня. Хороший, большой, с прозрачным прочным стеклом и достаточным количеством масла.
Присаживаюсь на кровать.
Плохая идея, очень плохая идея.
А что если за дверью вообще никого нет?
Ну, вот так, чтобы уже наверняка я не могла кого-то убедить выпустить меня. А если огонь займётся слишком быстро? А если будет много дыма? А если…
А еще я могу вообще все делать и понимать не так. Что я в жизни видела? Ничего. У меня опыта, как у полевой мыши.
Боги!
Ведь я просто боюсь.
Всего боюсь — от того, что меня не успеют вытащить из огня, до неверно принятого решения относительно оставшихся в живых земляков. Что будет с Хельми, если его глупая мать сама загонит себя в огненную ловушку?
Бессмысленным взглядом слежу за танцем язычка пламени на фитиле фонаря.
«Устраивать пожары — это твое призвание, Хёдд, можно сказать, ты предназначена для этого самой судьбой…»
Плохо, что рядом нет ненавистного чернокнижника, который бы уж точно вытащил меня из пламени, даже осознавая, что теряет при этом все свое дорогостоящее и редкое оборудование, которое уж наверняка стоит больше одной никудышной северянки.
Поднимаюсь, повязываю на лицо смоченную в небольшой плошке тряпицу. Вода в плошке не особенно чистая, наверное, осталась после того, как халларны промыли рану на моей голове. Ничего, не страшно.
Беру фонарь и аккуратно выливаю из него немного масла в противоположный от двери угол комнаты. Так времени у меня будет чуть больше.
Выдыхаю и поджигаю угол. Огонь занимается быстро, с удовольствием набрасывается на предложенное ему деревянное угощение.