Изобилие товаров
Импортных, на мысль наводит,
Что ничего не производят
Здесь у нас; лишь потребляют.
Я эти мысли прогонял.
Меня другое волновало,-
Цены. Кто их так поднял?!
Две тысячи ушло, но мало
Продуктов у меня в пакете.
К чёрту рассужденья эти!
Праздник скоро, Новый год,
А я всё вижу в чёрном свете.
Ёлку бы купить, да вот
Маловато стало денег…
А есть такие, кто на МРОТ
Целый месяц жить умеют!
Зря ворчу я; в самом деле…
Пастух
Чист горизонт моих мыслей,
Пусто в душе, как в степи,-
Вольный простор впереди,
Но некуда больше стремиться,
И некому больше идти;
Стёрты границы, — и я
С огромным пространством един,
Как будто бы нету меня…
Пустынные дали, трава и курганы
В сознаньи моём исчезают,
И сам я как будто бы таю,
Сон наяву наблюдаю.
Часто со мною бывает такое,
Когда я по полю долго хожу;
Я пастух, и большое стадо коровье,
(Всё поголовье), на выгул вожу.
С утра и до вечера я по раздолью
Гуляю, и праздно мечтаю.
В поле просторном мой ум, словно в море,
Тонет; травой, как волнами,
Меня с головой накрывает.
От счастья мне хочется петь,
Трава вдохновляет; сейчас я достану
Рожок свой, и буду дудеть.
Солома
Гадатели, скликающие мёртвых,
Весною жгут солому во дворах;
С огнём они дома свои обходят,
И ждут, когда появятся в ветрах
Жители миров потусторонних.
Потом они подолгу говорят
С ними о делах и о погоде. -
Я видел сей таинственный обряд,
Когда мы по низовьям Волги
Ходили с экспедицией. Места
Глухие там; поля да буреломы.
Устои предков в ветхих деревнях
Живы; до сих пор их помнят
Крестьяне тёмные; им телеграф
Не нужен, для общенья с мёртвыми.
А я общаться с ними стал,
Читая книги в переплётах;
(Сначала я о том не знал,
Лишь удивлялся, что народа
Много у меня во снах,-
Толпами они приходят,
И со мною до утра
Говорят). А днём в ушах
У меня, как эхо долгое,
Их слова звучат…
Души мёртвых мне о многом
Повествуют; я в стихах
Их рассказы записать
Тороплюсь, — мелькают строки
С быстротою молний; вскоре
Все тетради утопать
Будут в чёрном море,
(Все чернила перевёл я).
Заставляют рифмовать
Эти духи мою душу;
Не дают спокойно спать
Голоса их вездесущие.
Но когда сажусь читать
Книгу, то тогда покой,
(Лишь одна душа со мной
Начинает рассуждать
В этот миг, а хор молчит).
Я, конечно, графоман,
Но виновны в том они.
А когда травлюсь я ядом,
Души мёртвых тоже рядом.
Дым и острая игла
Помогают мне слова
Подбирать; и в разговоре
С ними, не такой тупой я
Становлюсь; тогда приятно
Пообщаться им со мной.
В это время адекватен
Я; и жители веков
Иных тоже, как ни странно,
Лучше дружат с головой,-
Не галдят они, а внятно
Излагают. Плавный слог
В это время у меня,
Начинаю рифмовать
Лучше; красота в стихах!
"Да; она же мир спасла,
И тебе поможет тоже."
(Это Фёдор щас сказал.
Надоел он, святый боже! -
Преступленье, наказанье).
То ли дело вот Булгаков,-
Жабнул морфия чуть-чуть,
И прекрасными словами
Изложил мгновенно суть
Про Христа, про воду в Кане
Галилейской. Но Пилат,
Как всегда, лишь промолчал;
Он про Истину не знал,
Как и сам Булгаков. Да-а.
Мёртвые поют в ветрах,
Слышу я их голоса.
В их словах весна
Вечная; там попран прах.
Человек дождя
Скудеет мысль, бледнеет слог;
Пишу свой тусклый монолог
На листах тетрадных, в столбик,
И не выходит ничего, -
Я вырываю их и комкаю,
Бросаю в топку; много сжёг
Плохих страниц в своём камине.
Улетели с дымом синим
В небо все мои идеи.
Что же буду делать ныне?
В голове гуляет ветер,
В сердце выжженном пустыня.
Без идеи не умею
Рифмовать я; мне пустые
Фразы хуже горькой редьки.
Как теперь писать стихи мне?!
На вопрос ответил ветер:
"Я на небе тучи сею;
Скоро будут проливные
Дождики, и вместе с ними
Выпадут твои идеи.
Иди на улицу скорее!
Долго киснуть в помещеньи
Вредно, — запахи плохие
Накопились, как в пещере