— Он не мог родиться ни от кого другого, юноша, — сказал Эдрик. — Может быть, он и не лучше зверя, но мы знаем, что это человек. Чем он напугал тебя?
— Он… — и снова воин запнулся, и вскинул руки вверх, высоко и широко, как будто описывал гору. — И он не носил доспехов! Стрелы отскакивали от его обнаженной груди, а мечи не могли его ранить! Он ревел, как лев! И это не все! Там было много гигантских мужчин — и женщин, ваше высочество! Там были женщины с раскрашенными лицами, и они кричали, и летали над воинами, и резали их на куски! Их мечи проходят сквозь броню, как сквозь воздух!
Эдрик оттолкнулся от стола и подошел к воину, который съежился в тени своего господина.
— Ты богохульствуешь, рассказывая такое, юноша. Мы знаем силу Господа Бога нашего, и такого просто не может быть. Скажи мне правду или потеряешь голову.
— Ваше высочество, — вмешался Леофрик. — Мальчик просто напуган. Мы не можем винить его в том, что он испугался.
Его брат повернул голову ровно настолько, чтобы Леофрик мог видеть, что ему не понравилось, что его прервали. Но все же сделал шаг назад.
— Уходи, — скомандовал он, и мальчик чуть не полетел на землю, торопясь покинуть палатку.
— Ничего стоящего, — пожаловался Эдрик, возвращаясь к карте. — Мы потеряли отряд и священника, и ничего не получили.
Леофрик наблюдал через отверстие палатки, как бедный мальчик, отойдя от палатки на безопасное расстояние, опрометью бросился бежать. Он повернулся к брату.
— Я не согласен. Мы знаем, что стратегия работает. Потеря священника достойна сожаления, но он понимал, на что идет. Как и наши солдаты. Мы получили именно то, на что надеялись, именно потому что не пошли на поводу епископа и короля и увезли из церкви все ценное.
Между Эдриком, Леофриком, их отцом и епископом разгорелся тогда жаркий спор. Эдрик командовал королевской армией и разработал оборонительный план на случай, если варвары проберутся в эту часть страны.
Отец Франциск был потрясен мыслью о том, что церковь должна быть лишена своих регалий, и долго доказывал, что поклоняться господу в лачуге — это настоящее богохульство. Эдрик цитировал ему Священное Писание, напоминая, что господь присутствует везде, где есть верующие в Него.
Их отец, казалось, больше волновался о «бесполезной трате» целого отряда воинов, которые должны были просто сидеть и ждать, не нагрянет ли откуда-то призрачная угроза. Викинги всегда приходили морем, а берег Меркурии был не самым подходящим для того, чтобы к ней здесь причаливали корабли.
Эдрик и Леофрик убедили своего отца, что в это мирное время нет ничего плохого в том, чтобы послать отряд в Гармвуд. Они высказали свои доводы как королю, так и епископу, настаивая на том, что если варвары все-таки прибудут, они смогут их победить, став единственным королевством, которому это удалось. Меркурия еще не подвергалась нападению варваров, но земли, прилегающие к королевству, на востоке и севере, были захвачены.
Король уже обдумывал способы захватить земли соседей и объединить королевство под своим собственным знаменем. Победа над викингами укрепит его авторитет. Если король Эдрик остановит их, то никто не осмелится выступить против него, когда он предложит союз на своих условиях.
Викинги уже расправились с некоторыми соседями Меркурии, и теперь о неистовых полчищах диких людей, пришедших с моря, ходили целые легенды.
Варвары-язычники обрушились на берег, пронеслись по суше, забирая все, а часто и всех, кто представлял для них ценность, и уничтожая все, что могли уничтожить. Они оскверняли церкви и проходили сквозь обороняющиеся армии, как будто кольчуга на воинах была сделана из бумаги, а потом подъезжали к стенам замков верхом на украденных лошадях и ждали, когда им отдадут в качестве откупа сундуки с золотом и драгоценностями. И уходили — до следующего набега.
Неудивительно, что разведчик видел чудовищ в людях, захвативших церковь в Гармвуде. Леофрик и сам с трудом принимал мысль о том, что эти люди — такие же, как он сам.
Он слышал рассказы о том, как дерутся женщины, но представить себе это было трудно. Он не знал ни одной женщины, которая могла бы владеть мечом.
Что за дикари подвергают своих женщин опасности? Неужели у них вообще нет ни чести, ни чувства ответственности, даже перед себе подобными? Даже самые большие животные уважали друг друга. Да, это было бы кощунством — верить в то, что они порождения зверей, но не легче было поверить в то, что они люди.
Эдрик внимательно рассматривал лежащие перед ним карты. Через мгновение он кивнул.
— Что ж, тогда приступим к выполнению плана. Они наверняка растеряны после атаки, так что мы позволим им разбить лагерь и нападем ночью.
Они намеревались пойти к лагерю в полной темноте, посылая первыми разведчиков и стрелков, а затем, придя с факелами, поджечь лагерь.
Если враг не понимал понятия о кодексе чести, то и самому не было смысла сражаться, соблюдая этот кодекс.
Леофрик искренне верил в это, но он знал, что его более благочестивый и благородный брат испытывает смятение из-за того, что принял решение сражаться тайком и игнорировать правила боя.
Эдрик вздохнул и посмотрел на Дунстана.
— Приготовьте людей.
Дунстан кивнул.
— Ваше высочество. — Он выбрался из палатки и пошел делать то, что было велено.
Прежде чем Леофрик успел придумать, что бы такое сказать, чтобы успокоить брата, Дунстан вернулся. Он вбежал в палатку, забыв о вежливости, лицо его было смертельно бледным. Не говоря ни слова, он уставился на Леофрика совершенно безумным взглядом.
В руках он держал какой-то сверток, и Леофрик не смог разобрать сразу, что это. Неужели из-за этого свертка его друг нарушил все правила вежливости и ворвался в королевский шатер?
— Что? Дунс… О, нет! Господи, нет, этого не может быть! — закричал Эдрик и выхватил сверток из рук Дунстана.
Из свертка выпала грязная, окровавленная прядь длинных волос.
Леофрик моргнул.
Сквозь рыдания брата он услышал тонкий, слабый звук, похожий на хныканье. Сверток еле заметно пошевелился.
— Она жива? — Эдрик ахнул и упал на пол, откинув покрывало — офицерский плащ, плащ Дунстана, — и открывая милое личико с искривленным болью ртом.
Ноги Леофрика подкосились, и он рухнул на колени.
— Дреда?
— Она жива! — Эдрик перевел взгляд на Дунстана. — Целитель! Приведи целителя сейчас же!
Дунстан выбежал из палатки.
Когда Леофрик подполз к брату и сестре, Эдрик уже держал Дреду на коленях и повторял:
— Теперь ты в безопасности. Теперь ты в безопасности, сестренка.
— Дреда? — повторил Леофрик. В голове было пусто.
Она снова захныкала, и ресницы на глазу затрепетали. Только на одном. Второй глаз был вдавлен внутрь, глазница была раздроблена, как и щека девочки.
Не было целителя, который мог бы это исправить.
Она все-таки открыла глаз — голубой в красном море крови.
— Лео… Лео…
— Я здесь, малышка. Я здесь.
Он распахнул плащ и нащупал ее руку. Дреда была обнажена, ее тело было покрыто кровью, и гнев и ужас наполнили его грудь. Но он нежно взял вялую руку сестры и наклонил голову, чтобы поцеловать ее пальцы, а потом лоб и губы. Ее кожа уже была прохладной.
— Было… плохо… нужно… ис-с-с… испов…
Слезы хлынули из его глаз. Она знала, что умирает, и хотела исповедаться.
— Тебе не в чем каяться, малышка. Ты не делала зла. Господь ждет тебя. Он возьмет тебя за руку, и ты встретишься с нашей матерью на небесах. Она так долго ждала встречи с тобой.
Эдрик яростно заворчал, протестуя, но ничего не сказал. Дреда задрожала, но это была дрожь тела Эдрика, которая ей передалась.
— Я… хотела… увидеть…