— Миранда, я здесь, привет, — заплаканные глаза выдавали мою боль от потери, но казалось, что никому не было дело до моих чувств.
— Привет! Как там бабуля? — Она едко ухмыльнулась, а я поспешила убраться как можно дальше. Долой работу, долой этих тварей!
Мне кажется, что я могу пролежать здесь вечность. Печаль моей жизни бесконечна, но нужно возвращаться назад, правда ком в горле мешает.
— Виктория, нужно поговорить, — сначала подумала, что это голос в моей голове. Однако обретённый после моей смерти отец, устроился рядом со мной на травянистом поле, окружённый ароматной лавандой.
— Папа, мне тяжело, — я закрыла глаза и отвернулась в сторону. — Называть тебя отцом, принимать своё положение, мириться с чувствами к Люциферу. Так нельзя, понимаешь? В бессмертии нет места для любви! — Ребёнок в моем сознании психовал и желал сорваться на своего «родителя», но разве я могу?
— Любовь — это необузданная сила. Не пытайся её контролировать, Виктория. Когда мы пытаемся это делать, она начинает разрушать. — Смерть положил свою руку на мою голову и стал ласково гладить. Так нежно. Так по-отечески. — Я хочу тебе кое-что рассказать.
100 год. Наша эра.
В светлом помещении сидело двое: Бог и Смерть. Они разговаривали, смеялись, обсуждали планы на дальнейшее развитие Земли. Уже сейчас планету населяли астрологи, историки, грамматики, риторики, адвокаты… Бог искренне пытался всем помочь, но миру не хватало любви.
Августа Тревизская — была первой христианской святой, которая стала мученицей, поскольку люди всё больше углубляясь в науку — выбирали атеизм. Её жестоко обезглавили и сожгли на глазах у небольшого населения.
Именно тогда было принято решение, что Самаэль встанет на роль палача для тех, кто совершал подобные грехопадения. Он был изгнан много лет назад, но людей было не так много и карать было по большей мере некого. Бог знал о том, что действующий Сатана пришёл к власти нечестно, но поступок его не осуждал.
Люди двигались дальше, развивались, но вели себя как животные, не ведая о чести и любви, сострадании и заботе о близком.
— Я заложу в каждого любовь к родственной душе, — Бог стоял и смотрел на небольшое поселение людей.
— Тебе не позволят твои дети, — Всадник опирался на трость, задумчиво рассматривая их достижения.
— Им стоит перестать делать вид, что они не умеют любить. Я всё им дал, я изначально создал их любящими, но грехи… Они ослепляют.
***
— Вики… Демоны, ангелы, архангелы, Серафимы, Всадники… Мы все можем и умеем любить, дело лишь в том, хотим мы этого или нет. То, что происходит между вами с Люцифером — редкий и потерянный дар, — я уже лежала у Всадника на коленях, внимая каждому его слову. — Дело в том, что любовь на Земле стала существовать без клейма «родственных душ», а как самостоятельное чувство, позволяя менять партнёров и испытывать симпатию к разным людям, но ты и сын Сатаны — исключение.
— Как такое может быть? — мне не верилось в то, что я человек нового века и поколения, связана с демоном, который старше меня на столетие, а может и два. Ведь он мог любить, хотел ли?
— С этим предстоит разобраться. Тебя навещал бессмертный, когда ты была ещё жива. То, что ты испытываешь, не простая влюблённость.
***ОтельЛюцифер
Виктория испарилась вслед за Константином, но я не собирался её искать. Не потому, что мне было всё равно на состояние которое она испытывает, а потому, что каждому нужно личное пространство чтобы подумать наедине с собой.
— Сын, — голос отца заставил меня повернуть голову в сторону дивана. Он уже сидел в своей горделивой позе с расправленными плечами, но его взгляд был полон печали. — Нужно поговорить.
— Есть ли смысл? — у меня было столько попыток договориться с ним и прийти к понимаю, но ни одна не дала положительного результата.
— Стало быть, пора, — он встал и подошёл к открытой двери балкона, поглубже вдохнув в себя свежий ночной воздух. — Люцифер, как думаешь, я умею любить? — отец слега повернул голову в мою сторону, напряжённо нахмурив брови.
— Судя по твоим рассказам, нет. Но хочу сказать сразу, я не намерен выслушивать лекции о том, что я не умею любить и к Уокер испытываю «спортивный интерес».
— Я лгал, — он повернулся ко мне всем корпусом, во взгляде читались сожаление и боль. — Я безумно сильно любил твою мать и продолжаю любить до сих пор. Лилит навсегда останется у меня в сердце, — отец положил руку себе на то место, где у него оказывается имелось сердце. — Так получилось, что мне было удобно переживать её гибель, давая всем понять, что я не любил. Я воспитал целую армию благодаря этому.
— Но не смог воспитать сына, — я горько ухмыльнулся и начал искать в карманах сигареты. — Ты столько лет занимался самобичеванием, воспитанием рядовых демонов, забывая о том, что у тебя есть сын. Рассказывал мне, что такие как ты — не знают слово «любовь», хранил секрет о том, что у тебя есть брат, которого ты заточил в чистилище. Теперь что, хочешь вечер откровений?! — Сигарета была уже зажата моими зубами, а зажигалка помогла с запуском в легкие спасательного дыма.
— Я и не надеюсь на твоё понимание, сынок. Я всего лишь хочу тебе сказать, что я не деспот и был не прав в своих действиях. Я не отказался от тебя, но и смотреть не мог! Ведь ты так похож на неё, — он сделал шаг в мою сторону. — Твои крылья, твои глаза, твоя ухмылка, которая досталась тебе от неё, а не от меня. Я ведь тоже «заразился» ей от Лилит. Мне было тяжело это пережить, — я сделал шаг назад от отца.
— Ты убил её.
— Я не убивал. Это лишь слух родившейся из-за моих слов о не любви, — он недовольно скривился и остался стоять на месте.
— Ты украл мои воспоминания о ней.
— Я лишь не мог принять боль! — Он крикнул так, что затряслись стены всего номера. — Позволь мне всё исправить.
— Хорошо. Тогда помоги нам, — я сделал затяжку и начал щуриться от дыма, попадающего в глаза.
От третьего лица
Би-2 Я никому не верю
Виктория была уже достаточно пьяна, танцуя в каком-то клубе недалеко от отеля, в котором они остановились с Люцифером. Бутылка зажатая в её руке никак не хотела кончаться, а она была и рада прикладываться к горлышку. Отпустить своё прошлое — самый высокий дар, который дан не многим. Её мокрые от танцев волосы хлестали по лицу, тушь давно размазалась по щекам от слёз. Вот она, во всей красе — Виктория Уокер, внутри вся израненная, но снаружи смелая и сильная, тянет руки к потолку и двигается в такт музыке с закрытыми глазами, будто прощается со всем, что у неё было и есть.
Люцифер сидел на полу и курил, пепельница была заполнена до краев, но его осознание того, что отец мог установить между ними нормальные отношения, но не сделал для этого ничего — больно стискивало горло. Родители и дети не становятся друзьями, когда дети уже взрослые. Друзьями они должны быть с их детства. И вроде грустно от того, что отношения не складываются, но разве ребёнок в чем-то виноват? Он до сих пор не знает истину, которая заложена в смерть его мамы, а Сатана каждый раз уходит от ответа, ссылаясь на срочные дела.
Вики открыла глаза, сделала глоток своего шампанского и крикнула на перерез музыке:
— Я прощаю себя и отпускаю прошлое!
Люций стоял на балконе, в его руке почти обугленная сигарета и стакан чистого виски. Глаза от усталости давно охмелели, желание спать было отвратительно сильным, но демон лишь усмехнулся и крикнул на весь город:
— Я прощаю тебя, отец! Слышишь?! Я отпускаю это поганое прошлое, даже то, что ты забрал последнее от мамы!
Он кинул стакан с балкона, совершенно не задумываясь о том, что он может в кого-то попасть. Долгожданная свобода — вот, что ощущали эти двое находясь по разную сторону друг от друга.
(Выключайте трек)
Уокер шлепала босыми ногами по кафелю, шагая по коридору ведущего к их с Люцифером номеру. Она не могла себя переместить, потому что вернула кольцо на палец, но лишь с одной с целью — напиться и забыться.
Люцифер лежал на кровати и смотрел в потолок, потому что не смог уснуть, а причина его бессонницы сейчас пытается оторвать дверную ручку.