Они вошли через ворота в высокой стене в сад, где росло множество цветов. Селена никогда еще не видела такого роскошного дома с такими большими, просторными комнатами. Еще никогда не ступала ее нога по такому полу, выложенному мозаикой. Поглядывая на гладкие блестящие мраморные стены, Селена неотступно следовала за господином и его слугой, которые, пройдя через атриум, вошли в отдельные покои. В этом просторном помещении, превосходившем своими размерами дом Селены, не было почти никакой обстановки — лишь кровать, несколько стульев и столов с позолоченными ножками.
После того как раб опустил раненого на кровать и подложил ему подушку под голову, незнакомец снял тогу и занялся раной на голове торговца.
— Меня зовут Андреас, — сказал он Селене, — я врач.
Раб выдвинул ящик стола, налил воды в раковину, расстелил простыни и приготовил инструменты. Селена смотрела во все глаза, как врач обрил голову больного, а затем обработал рану вином и уксусом.
Пока они работали, Селена осмотрелась. Какая огромная разница в сравнении с той комнатой, в которой Мера лечила своих больных. Дом, состоявший всего из одной комнаты, с трудом вмещал в себя то, что ей было необходимо для оказания неотложной помощи: на стенах висели костыли, на полках полно было разных банок и горшков, с низкого потолка свисали коренья, повсюду громоздились стопки мисок, плошек, тазиков, в каждом углу лежал перевязочный материал. Двери этого уютного дома всегда были открыты для больных и хворых из бедного квартала Антиохии. Селена жила здесь с самого своего рождения и все свои неполные шестнадцать лет не видела ничего другого.
Но эта комната! Большая и светлая, со сверкающим полом и окном, через которое лился солнечный свет, маленькие столики, на которых были удобно разложены инструменты, а рядом аккуратно в ряд стояли баночки и мисочки. В углу — статуя Эскулапа, бога медицины. Наверное, это лечебный кабинет греческого врача, подумала Селена. Она уже была наслышана о большой учености этих врачей. Увидев же, как уверенно Андреас разрезал кожу на голове пострадавшего, она поняла, что не ошиблась. Может быть, этот человек получил образование в самой Александрии. Вдруг Андреас прервался и поискал глазами Селену.
— Ты можешь подождать в атриуме. Мой раб позовет тебя, когда я закончу.
Но она покачала головой и осталась.
Он смерил ее беглым взглядом, полным удивления, и снова углубился в работу.
— Сначала мы должны установить, имеет ли место перелом.
Он говорил по-гречески, на языке образованных людей, который Селене редко приходилось слышать в своем квартале.
— А чтобы найти место перелома, нанесем здесь вот это…
Когда Андреас начал наносить на вскрытый череп густую черную мазь, Селена подошла поближе. С затаенным восторгом наблюдала она за движениями этого высокого стройного человека. Подождав немного, пока мазь впитается, Андреас снял остатки салфеткой.
— Вот, — сказал он и показал на черную линию на черепе, — здесь перелом. Видишь, как вдавлена там кость? Она давит на мозг. Если не устранить давление, он умрет.
Селена стояла, как зачарованная. Она уже много лет помогала матери ухаживать за больными и ранеными и за это время многое видела и многому научилась, но ей еще ни разу не доводилось присутствовать при такой операции.
Андреас взял инструмент, похожий на сверло, что-то подобное Селена и ее мать использовали, чтобы разжечь огонь.
— Малахус, — приказал он рабу, — подержи мне его, пожалуйста.
Изумленная Селена наблюдала за спокойными, уверенными движениями рук врача, который работал, прерываясь время от времени, чтобы Малахус мог промыть рану водой. Наконец Андреас выпустил инструмент из рук.
— Вот она, песчинка, которая могла его убить или парализовать на всю жизнь, — сказал он.
И Селена увидела ее. Зажатая между костью черепа и мозгом, как в гнезде, лежала песчинка — семя злого духа, попавшее в копыто осла. Девушка была поражена. Когда Мере приносили пациентов с подобными повреждениями, она обычно накладывала на рану компресс — кашицу из опия и хлеба, читала молитву, давала больному амулет и отправляла обратно. Большинство пациентов с подобными ранами умирали.
Селена напряженно ожидала — неужели она станет сейчас свидетельницей чуда?