Матс Страндберг, Сара Б. Элфгрен
Огонь
Mats Strandberg, Sara Bergmark Elfgren
Eld
Печатается с разрешения литературных агентств
Grand Agency и Banke, Goumen and Smirnova
© Mats Strandberg och Sara Bergmark Elfgren, 2012I
I
1
Солнечный свет льется в комнату сквозь высокие окна, безжалостно выставляя напоказ старые пятна на белых тканевых обоях. Стоящий на полу вентилятор медленно крутится, но в комнате все равно нестерпимо жарко.
— Как прошло лето? — Психолог Якоб поправляет шорты и откидывается на спинку кожаного кресла.
Не удержавшись, Линнея заглядывает в его мысли. И видит, что Якоба раздражает прилипающая к потным ногам кожа кресла и очень радует встреча с ней, с Линнеей. Тут же одернув себя, Линнея останавливается, ей стыдно своего подглядывания.
— О’кей, — отвечает она, а про себя думает: «Какое, к черту, о’кей!»
Взгляд ее упирается в висящее за спиной Якоба панно в рамке под стеклом. Пастельные тона, геометрические формы. На редкость невыразительная картинка. Интересно, зачем Якоб повесил ее здесь?
— Есть ли что-то важное, о чем тебе хотелось бы поговорить?
«Смотря что считать важным», — думает Линнея, глядя поверх бритой макушки Якоба на голубой треугольник, нарисованный на картине.
— Не то чтобы очень важное…
Якоб кивает и больше ничего не говорит. С тех пор как Линнея обнаружила у себя способность читать мысли, ей не раз приходило в голову, что Якоб тоже отчасти наделен этим даром и каким-то образом догадывается, что происходит у нее в голове. Например, он знает, как и когда нужно замолчать, чтобы вызвать ее на откровенность. Обычно Линнее удается противостоять этой уловке, но сейчас слова начинают литься сами собой.
— В общем, я поссорилась с подругой. Даже, можно сказать, с несколькими.
Вьетнамка соскакивает у нее с ноги. Линнея ненавидит шлепанцы, но, когда так жарко, другую обувь носить невозможно.
— А что случилось? — спрашивает Якоб спокойно.
— Я знала кое-что такое, что им тоже нужно было знать. Но я им ничего не сказала. А когда сказала, они разозлились. И теперь мне больше не доверяют.
— А мне можешь рассказать, о чем идет речь?
— Нет.
Якоб кивает. Интересно, что бы стало с его профессиональной выдержкой, если бы Линнея рассказала правду? Наверное, он бы ей не поверил. И тогда она бы сказала, что сначала не умела управлять своими способностями и случайно читала мысли Якоба, и знает, что он прошлой осенью изменял жене с коллегой. Втайне от всех.
Тогда Якоб испугается. И впредь будет избегать Линнею. Так же как все Избранные.
Через несколько дней после начала каникул девочки наконец поговорили по душам. Мину объяснила всем, что произошло в ту ночь в школьной столовой, и рассказала о том, чего не видел никто, кроме нее: о черном дыме — благословении демонов, выходившем из нее и из Макса. Анна-Карин призналась, что осенью заколдовала свою мать и довольно далеко зашла в отношениях с Яри. Это были тяжелые признания, но они не шли ни в какое сравнение с секретом Линнеи. Выяснилось, что Линнея умеет читать мысли. И занимается этим уже целый год. Никого не предупредив.
С тех пор все пошло наперекосяк. Избранные регулярно встречались летом, чтобы потренировать свои магические способности, но никто не хотел смотреть Линнее в глаза. А Ванесса вообще почти перестала с ней разговаривать. При мысли об этом Линнее становилось так больно, словно ее сердце разрывалось на куски.
— Как ты реагировала, когда они рассердились? — спросил Якоб.
— Пыталась защищаться. Но я их понимаю. Я имею в виду, что на их месте тоже бы разозлилась.
— Почему ты не рассказала им обо всем раньше?
— Я знала, что им это не понравится.
Снова профессионально выдержанная пауза. Линнея отвела глаза и уставилась на свои ноги. Ногти были покрашены черным лаком.
— И потом, это было прикольно, — добавила она.
— Что именно?
— Чувствовать, что у тебя есть то, чего у других нет.
— Слишком тесные отношения с людьми иногда могут напрягать. Подпустить к себе кого-то близко бывает сложно. Иногда спокойнее быть одному.
Не сдержавшись, Линнея фыркнула.
— Что тебя рассмешило? — спросил Якоб.
Линнея подняла глаза и увидела его ласковую улыбку. Что он знает об одиночестве? Не о том одиночестве, которое бывает, когда друзья заняты и не с кем пойти в кино, и не о том, когда жена уезжает в командировку. А о таком, от которого физически больно и ломает так, как будто еще немножко — и ты не выдержишь, рассыплешься на мелкие частички и совсем исчезнешь. От такого одиночества хочется орать, чтобы только убедиться, что ты еще существуешь. Хотя если даже ты исчезнешь, никто об этом не узнает и не расстроится.