— Подождите! — крикнул Чевиот старшему клерку и Флоре.
Он подошел к дверям в залу, открыл правую створку и заглянул внутрь. На первый взгляд никто не обратил на него внимания.
В лицо ему ударила волна душного, насыщенного ароматами духов воздуха. Скрипачи, стоящие на небольшом возвышении, играли вальс. Бальные платья дам с широкими юбками и буфами — голубые, розовые, зеленые, белые и лимонные — кружились, сливаясь в пестрое пятно. Прелестные женские головки были украшены перьями и живыми цветами. С тонких запястий свисали танцевальные программки. Все дамы были в длинных перчатках до локтей, а их кавалеры в черных фраках и лайковых перчатках.
Чевиоту вспомнилось, как Флора сказала, что некоторые до сих пор считают вальс неприличным. Ему было трудно понять их. Но в самом деле кавалеры держали своих партнерш на расстоянии вытянутой руки. И все же…
И все же в бальной зале, освещаемой тусклым, неверным газовым светом, царило явственное, хотя и старательно сдерживаемое возбуждение. Его ощущал даже Чевиот. Лица дам пылали от быстрого танца; лица мужчин также покраснели от движения или от выпитого. Зеркальный блеск паркета, окна, полускрытые тяжелыми зелеными шторами, зеркала — все создавало чувственную атмосферу.
«Что за всем этим кроется? — подумал Чевиот. — На первый взгляд все просто. Но если задуматься, то вполне можно отыскать примитивный мотив, приведший к убийству».
Он заметил, что изнутри в замке торчит большой медный ключ. Чевиот перешагнул через порог, бесцеремонно вытащил ключ из замочной скважины и сунул его в карман.
«На поверхности, — бегло размышлял он, — все пристойно, как в начальной школе. Что же кроется внутри?»
Осторожно!
Незамеченная из-за тусклого освещения, на него из круга танцующих вылетела какая-то пара. У него не было времени посторониться. Его толкнули. Танцующие попятились, но не сбились с ритма. Чевиот тут же рассыпался в извинениях перед молодой дамой:
— Мадам, умоляю простить меня! Это всецело моя вина. Я зазевался.
Молодая красивая запыхавшаяся девушка, со светло-каштановыми волосами и широко поставленными светло-карими глазами, в голубом шелковом платье, с незабудками в волосах, тяжело дышала, разрумянившись от быстрого танца. Однако она не забыла присесть в вежливом книксене. Девушка подняла на него большие глаза и улыбнулась.
И тут Чевиот понял, какое качество отличает дам 1829 года, и в первую очередь Флору, от жительниц столицы из его… прошлой жизни. Им присуща подлинная женственность — самое сильное оружие, каким может обладать женщина; оружие, способное причинить мужчинам немало бед.
— Прошу вас, сэр, не беспокойтесь, — улыбнулась девушка, тяжело дыша и глядя на него так, словно дело имело особо важное значение. — Ничего страшного! Подобные случаи нередки. Уверена, мой кавалер со мной согласен…
Она обернулась, и Чевиот оказался лицом к лицу с тем гвардейским офицером, капитаном Хогбеном, с которым он уже успел обменяться парой «ласковых» слов на лестнице.
В первые мгновения капитан Хогбен, переполненный яростью и находясь под парами пунша, не вымолвил ни слова. Казалось, он вовсе не рассердился; манеры у него были по-прежнему надменными и вялыми. Пригладив усики и баки, он довольно спокойно протянул:
— Опять вы, приятель? Что ж! Придется вас примерно проучить; но не сейчас. Мы с вами поговорим в другое время и в другом месте. А пока… убирайтесь! — И капитан замахнулся, собираясь презрительно пихнуть Чевиота в грудь.
Но тут случилась еще более странная вещь. В душе Чевиота вскипел гнев, который он редко испытывал и еще реже выказывал. Не дожидаясь тычка, он опередил своего противника, гвардейского офицера, и ударил его.
Капитан Хогбен завертелся волчком на скользком полу и так грохнулся, что задрожало пламя в газовых горелках. Однако он тут же вскочил и занял боевую стойку, выставив вперед правую ногу в остроконечном армейском сапоге. Глаза его метали молнии.
Сказать, что девушка с каштановыми волосами повисла у него на руке, было бы не правдой. И все же она схватила своего кавалера за руки, словно желая возобновить танец, и принялась утешать и увещевать его.
Чевиот ждал, глядя капитану Хогбену прямо в глаза.
И все-таки возобладали строгие правила этикета. Капитан Хогбен повел свою даму прочь. Остальные, поглощенные танцем, почти не заметили неприятного инцидента, лишь громко хихикнула какая-то девушка в сиреневом, да круглолицый Фредди Деббит выразил Чевиоту на ходу свое восхищение — он проплыл мимо, кружа в вальсе царственного вида брюнетку в розовом платье.
Чевиот, попятившись, вышел из залы. Закрыв дверь, он вытащил из кармана ключ и запер обе створки снаружи. Ключ он оставил в замке.
На лбу у него выступила испарина. Что за ерунда с ним творится? Неужели на него так подействовала атмосфера бала? А может, в глубине души его грызли и мучили сомнения относительно Флоры — и ее невиновности?
Сама Флора, которая уже отошла от трупа, крикнула ему, и этот крик в пустой галерее показался оглушительным:
— Джек! Боже мой, что тебе понадобилось в зале? Нашел время!
Чевиот словно пробудился ото сна.
— Я запер их, — беззаботно объяснил он, не сводя взгляда с ясных и серьезных глаз Флоры. — Нельзя допускать, чтобы здесь толпился народ. А сейчас спокойно! Спешить не нужно.
— Какой ужас! — Золотая головка кивнула в сторону Маргарет Ренфру. Флора заломила руки. — Что делать?!
— Сейчас покажу.
Флора едва снова не закричала, когда Чевиот, опять оставляя их, поспешил к будуару леди Корк. Постучав, он повернул ручку — дверь отворилась с громким щелчком — и вошел.
Леди Корк дремала в кресле, рядом с почти погасшим камином; ее кружевной чепец обвис, рука сжимала набалдашник палки. Даже у попугая были закрыты глаза. Но, услышав щелчок замка, леди Корк дернулась и подняла голову.
— В чем дело, юноша? — осведомилась она, вставая. — Полно, нечего меня обманывать. Я не слепая. Так в чем дело?
— Мне жаль, но ваша племянница, мисс Ренфру…
— Никакая она мне не племянница! — презрительно перебила его леди Корк. — Да и вообще не родня. Так что она натворила?
— Ничего. Произошел несчастный случай. Откровенно говоря, она мертва.
— Мертва, — повторила леди Корк, помолчав. Чевиоту показалось, что старуха слегка побледнела. Потом она прищурилась. — Так вы сказали несчастный случай?
— Нет. Я просто употребил обычную полицейскую формулировку, желая немного смягчить удар. В нее выстрелили сзади; пуля попала в сердце. Она лежит в галерее. И мне, мадам, — Чевиот посмотрел леди Корк в глаза, — понадобится ваша помощь. Будучи полицейским, я не могу допустить, чтобы в галерее толпился народ, пока не закончу осмотр. Не будете ли вы так добры и не поможете ли задержать ваших гостей в бальной зале? Можно произнести речь или объявить еще один танец — что хотите. Задержите их на десять — пятнадцать минут, не объясняя пока, что случилось. Пожалуйста, прошу вас, будьте так добры…
— Хорошо! — буркнула леди Корк, стукнув палкой по полу. — Я добра и такой буду. Там присутствуют с десяток почтенных матрон; они прибыли как дуэньи, и они мне помогут! — Она заторопилась к дверям, но на пороге остановилась и поджала губы. — Застрелили! — без выражения повторила она. — Кто? Ее любовник?
На сей раз на лице Чевиота не отразилось никаких чувств.
— Значит, у мисс Ренфру был любовник, леди Корк?
— Ха! Еще спрашивает! Конечно!
— Его имя?
— Откуда мне знать? Негодница держала язык за зубами. Но разве не было заметно по ее глазам?
— Да… я что-то заметил.
— Одновременно гордость и стыд, да? Обидчивость, злость, испуг — как бы кто не догадался… Чего уж тут не понять, румянилась и мазала губы… С другой стороны, она ведь не девочка — ей… был тридцать один год! Ха! Нынешняя молодежь всякий стыд потеряла!
По лицу старухи промелькнула темная тень, но что творилось в ее душе, Чевиоту было не понять.