Но вот из футляра так же медленно выполз толстый сверток папируса. Я громко вздохнул, и все вокруг тоже облегченно вздохнули.
Начало немного попорчено, отсырело. Но это ничего.
Уже при первом беглом взгляде на рукопись я понял: она снова написана греческими буквами, но зашифрована. Тоже не страшно. Рукопись большая, мы ее непременно расшифруем!
Наутро я уже вылетел в Москву и прямо с аэродрома помчался к Мишке в институт. Пять минут, пока я ждал его в проходной, показались мне вечностью…
И вот снова мы составляем таблицы, переводим буквы на язык двоичного исчисления. Но теперь эта работа уже идет куда веселее: ведь столько материалов у нас в руках — целая рукопись!..
Сам директор института (оказавшийся, кстати, вовсе не стариком, как я представлял его по рассказам Мишки, а веселым загорелым человеком лет сорока пяти с хорошей спортивной выправкой) несколько раз заходил к нам и поторапливал, помогал очень дельными советами. Похоже, что он тоже вечерами занимался сравнительной лингвистикой…
И вот мы стоим перед машиной, мерцающей разноцветными огоньками сигнальных ламп. Она негромко басовито гудит, и в этом есть что-то ободряющее и успокаивающее.
Но я все-таки никак не могу успокоиться до той самой минуты, пока передо мной не ложится на стол первый, только что отпечатанный на пишущей машинке лист, и я свободно читаю первую фразу:
«Воистину за сорок лет служения в храме Асклепия немало довелось мне быть очевидцем поразительных проявлений человеческой глупости…»
Часть третья. Соперники
Мы склонны порой причислять полутораумных к полоумным, потому что воспринимаем только треть их ума.
Вот что было написано в расшифрованной нами рукописи (начало ее, как уже говорилось, к сожалению, немного попорчено, зияют досадные пробелы, но дальше текст сохранился почти полностью).[2]
1. ……. Воистину, за сорок лет служения в храме Асклепия немало довелось мне быть очевидцем поразительных проявлений человеческой глупости, Это…… том, как легковерна и переменчива людская толпа, и научило истинной мудрости. Без такого знания…… невозможно…… врачеванием не только душ, но и тела, ибо для этого мало уметь, подобно жене египтянина Фона.
Много составить полезных лекарств, но также и ядов.[3]
И все-таки должен признаться перед всевидящими, всезнающими богами, моя мудрость подверглась серьезному испытанию при появлении этого чужеземца. Мне пришлось приложить немало сил и усердия, чтобы положить предел его опасной и преступной власти, которая могла бы принести городу неисчислимые бедствия….
2. Но следует……. Надо прежде всего признать, что время для своего появления он выбрал весьма удачно. Накануне все жители нашего города стали свидетелями необыкновенного и чудесного знамения. В полдень, при совершенно безоблачном и чистом небе, внезапно раздался грохот, подобный грому, и над горами сверкнула какая-то ослепительная вспышка, гораздо более яркая, чем молния. Казалось, над городом промчалась колесница Фаэтона и скрылась где-то в стороне Херсонеса, — многие так и подумали, наблюдая этот небесный блеск и грохот. До самого вечера люди в тот день пребывали в тревоге и растерянности. Время было тревожное, повсюду царили опасения и страх. Доходили слухи, будто в Паитикапее коварный Фарнак восстал против своего отца, великого царя Митридата, и даже лишил его жизни. Римские войска уже появились в стране синдов.[4] Вероломные скифы участили свои набеги на наши полисы. Какие беды могло еще нам предвещать зловещее небесное знамение? Многие пришли в храм, ожидая услышать оракула. Но и сам я был весьма озадачен таким необычным знамением и не знал, как его толковать.
А между тем, как выяснилось уже на следующее утро, это всемогущие боги предупреждали нас о надвигающейся грозной беде. Рано утром, едва забрезжил рассвет, земля внезапно начала колебаться, словно уподобившись неверной морской стихии. Рушились дома, погребая под собой спящих.
С горы….[5] сорвалась громадная глыба и повредила часть крепостной стены, разбив катаракту[6] одних ворот. Был также поврежден водопровод от горных источников. Храм каким-то чудом остался цел, хотя одна колонна, крайняя справа, и дала широкую трещину, а с крыши обрушилось несколько соленов.[7]
2
Возможно, некоторые слова и выражения покажутся слишком современными, — заранее приношу за это свои извинения: перевод был слишком торопливым и еще нуждается в большой доработке.
3
Стих из «Одиссеи», IV, 230. Перемежать текст стихотворными цитатами из различных поэтов — довольно распространенный обычай античности. Подбор этих цитат свидетельствует как о поэтических вкусах, так и о большой начитанности жреца. — А. С.
6
Катарактой называлась специальная железная решетка, которой закрывались снаружи крепостные ворота. — А. С.