(Здесь Толстой интереснейшим образом соединяет антагонистов — бывшего Конта и будущего Поппера, но сейчас мы просто не можем об этом говорить, и так вовремя, похоже, не укладываемся.)
Поэтому. Наташа, Николай, Марья, Пьер — хорошие люди. Они естественные. Не дергаются. Не имеют ложной амбиции менять своей волей мир. Плывут по течению, исправно гребя.
А князь Андрей — объективно неправильный, ошибочный, даже вредный для жизни — он не простой, не добрый, не душевный, все ищет смысл, подвиг, предназначение: нет ему места в живой жизни, по собственной вине он из жизни исторгается.
О’кей: хотите ли вы быть хозяйственным барином, или толстым неуклюжим добряком-богачом, или красивой и сильной плодовитой самкой, или кем еще?.. А Платоном Коротаевым хотите? Живите на зарплату, платите ЖКХ, слушайтесь властей, голосуйте за Путина — и улыбайтесь благостно! А вам не кажется, что генетический барин Толстой изобразил в Каратаеве идеального подданного деспотического государства? Подсознание не обманешь!
Платон Каратаев — это буддизм применительно к самодержавной империи. Толстой думал, что он конкретизировал поведение истинного, объективно правильного человека в согласии с объективизмом Конта. Но его мозг думал иначе — своими неподконтрольными участками.
Так кто там еще? Васька Денисов? Славный сержантско-лейтенантский идеал. Долохов?..
О, Долохов — это фигура очень интересная, недооцененная. Видите ли. Пара Долохов — Пьер — аналогична паре Печорин — Грушницкий или Онегин — Ленский. Ему нравится обаять друга — и изводить — и пристрелить на дуэли. Это естественное развитие образа лишнего человека романтического периода — он стал циничнее, адаптировался социально, вынужден как-то зарабатывать на жизнь. И одновременно он — маленький человек, который не хочет мириться со своей участью. Он имеет волю, ум, обаяние — и вот кульбит: маленький человек нагибает больших и подчиняет своей воле! Магната Пьера Безухова, благополучного Николая Ростова, блестящего Курагина тоже использует!.. Этот маленький человек презирает сильных мира сего и сознает себя сильнее их, храбрее, умнее. Старушка-мать, горбатая сестра — вот единственные родные ему люди, там его любовь, там его сердце, его подлинная натура. А здесь — ледяной блеск безжалостного супермена.
Он так же бесстрашен и жесток на войне. Он отличный боец!
Как вам нравится такая эволюция маленького и лишнего человека? Реализм наступил, господа, век шествует путем своим железным. Толстой был гений в «Войне и мире», а если мы с чем не согласны — так всему есть тут свое объяснение, свой замысел.
Но! Имеется ли в виду Долохов как положительный герой и пример для подражания?
Толстой принципиальный противник героизма и любого идеализма. Он уже проповедует просто жить, не дергаясь. И тогда всем достойным людям повезет само собой: богатые женятся на бедных, пустоцветы останутся пустоцвести, пустых карьеристов оставим их доле, все неплохо. Элен умерла, Анатолю оторвало ногу, старый князь преставился, жизнь удалась.
Но если вы не вращаетесь среди князей, графов и богачей, ваше дело хуже. Хотя могут, как Платона Каратаева, помянуть в барской усадьбе добрым словом. Аристократ, авантюрист, талант, Толстой молодой — воспетого литературой и ее средой маленького человека презирал, и определил ему правильное применение: достойно служить высшему сословию, не бунтовать и принимать свою долю благостно. (Опрощаться он будет к старости…)
Книга гениальная, но хороший конец сулит только элите общества. Такие дела.
И вот главный женский образ русской литературы — затмивший Татьяну Ларину и Наташу Ростову, не говоря о соцветии тургеневских барышень. Анна Каренина!
Это написано уже позже, зрелым человеком к пятидесяти годам, много передумавшим и переоценившим.
Анна Каренина — это эволюция Наташи Ростовой, а точнее ведь не эволюция даже, а мутация, — которая не встретила Пьера, и с Андреем и Анатолем не вышло, и в конце концов вышла замуж не по расчету даже, а ну надо же выходить замуж, ну все так живут, принято это, без этого в жизни нельзя, плохо, это несостоявшаяся жизнь, — и любовная страсть осталась тлеть внутри нее, в латентном состоянии, написали бы в диагнозе.
Ни она, ни Вронский ни в чем не виноваты. Роман замужней дамы — обычнейшая вещь, только приличия в обществе соблюдать надо. Два взрослых, молодых, красивых человека любят друг друга без памяти — почему такие терзания, что за пародия на «Тристана и Изольду» с конфликтом чувства и долга? Долга, ломающего им души, хребты ломающего, жизни — это что за долг, да перед кем? Что, уже не в любви правда?