Рен кивнул, доставая из кармана DVD-диск.
– Вот. Полная инвентаризация коллекций этого дома: каталогизировано и пронумеровано. Все в лучшем виде. В меру моих скромных способностей.
Пендергаст кивнул.
– До сих пор не могу поверить, – добавил Рен, – что под крышей этого дома собрана богатейшая в мире кунсткамера.
– Тем не менее это так. Надеюсь, те экземпляры, что я выделил, послужили достойной оплатой за твою службу?
– О да, – прошептал Рен. – Да-да, их определенно хватило.
– Помню, ты так увлекся реставрацией индийского гроссбуха, что я стал опасаться, как бы законный владелец чего-нибудь не заподозрил.
– Искусство не терпит спешки, – фыркнул Рен. – Книга была прекрасна. Понимаете, тут все дело... во времени. Оно, как сказал Вергилий, уносит все. И прямо сейчас время уносит мои книги – мои прекрасные книги – быстрее, чем я успеваю приводить их в порядок.
Рен заботился о легионах ветхих книг и делил с ними свое обиталище – седьмой, самый глубокий подвал нью-йоркской публичной библиотеки. Стеллажи с неучтенными экземплярами выстроились там стенами лабиринта, ориентироваться в котором мог только Рен.
– Согласен, – сказал Пендергаст. – Тогда тебе наверняка отрадно будет узнать, что твоя работа здесь окончена.
– Я бы охотно инвентаризировал библиотеку. Впрочем, – горько рассмеялся Рен, – все это, похоже, хранится в голове у нашей знакомой.
– Ее знания о доме поразительны, и я уже нашел им кое-какое применение.
Рен испытующе посмотрел на собеседника.
– Я хочу, чтобы она нашла в библиотеке все, что касается сатаны.
– Сатаны? Это обширная тема, hypocrite lecteur[9].
– Так получилось, что меня интересует только один аспект: смерть человека от руки дьявола.
– То есть когда человек продает душу? В уплату за услуги?
Пендергаст кивнул.
– Тоже весьма обширная тема.
– Мне не нужна беллетристика, Рен. Меня интересуют лишь документальные источники. Желательно написанные от первого лица или же очевидцами.
– Вы слишком долго находитесь в этом доме.
– И не зря. К тому же ты сам сказал: наша знакомая превосходно владеет содержанием библиотеки.
– Понимаю.
Блуждающий взгляд Рена коснулся дверей в дальней стене зала. Пендергаст заметил это и произнес:
– Хочешь с ней увидеться?
– Спрашиваете! Вы забыли, что я для нее сделал? После того, что случилось здесь летом, я почти ее крестный.
– Я ничего не забываю и буду обязан тебе до конца жизни.
Не говоря больше ни слова, Пендергаст направился к дверям и открыл их. Рен заглянул внутрь, и его желтые глаза загорелись. У дальней стены до самого потолка возвышались полки с книгами, и отсветы пламени из камина взбегали по корешкам роскошных кожаных переплетов. У самого же камина в «крылатом» кресле сидела девушка в окружении еще десятка стульев и диванчиков, расставленных на персидском ковре. Положив на колени массивный фолиант, она листала страницы с гравюрами Пиранези. Новая страница перевернулась, и пламя ярко озарило темные волосы и глаза девушки, обозначило контуры стройной фигуры, которые не скрыл даже длинный передник поверх белого платья.
Рядом на столике жаркие отблески плясали на чайном сервизе на двоих.
Пендергаст тихо кашлянул, и девушка подняла на него глаза. Увидев Рена, она испугалась, но затем, узнав его, отложила книгу и встала.
– Как поживаешь, Констанс? – мягко проговорил Рен своим хриплым голосом.
– Замечательно, мистер Рен, спасибо. – Констанс присела в небольшом реверансе. – А вы?
– Занят, очень занят. Книги отнимают все мое время.
– Никогда бы не подумала, что можно говорить с такой неохотой о столь благородном занятии, – сказала Констанс. На ее губах промелькнула тень улыбки, и Рен не успел понять, что это – насмешка или же снисхождение?
– Нет-нет, как можно?! – Рен попытался взять себя в руки. Все же быстро он забыл об этом мудром голосе и старомодных, изящных оборотах речи. Забыл, как светятся глубиной времени глаза на молодом прекрасном лице. – Как же ты проводишь время, Констанс?
– Довольно обыденно. По утрам Алоиз наставляет меня в латыни и греческом, а днем я предоставлена самой себе: по большей части изучаю коллекции, исправляю неточности в ярлыках, если таковые встречаются.
Рен метнул быстрый взгляд на Пендергаста.
– Затем у нас поздний чай, и Алоиз читает для меня газеты. После обеда он заставляет меня играть на скрипке, заверяя, что ему нравится моя игра.
– Констанс, в мире нет человека честнее доктора Пендергаста.