Завернув зуб в носовой платок, Катфорт помчался на кухню и вытряхнул мерзость в жерло измельчителя мусора. Прибор зажужжал, захрустел, зачавкал, и в ноздри Катфорту ударило такое зловоние, что пришлось отвернуться.
Заверещал звонок домофона, и Катфорт, подпрыгнув на месте, помчался к двери.
– Мистер Катфорт? К вам офицер полиции.
Катфорт взглянул на маленький экран: в холле топтался полицейский лет под сорок.
– В субботу? Что ему нужно?
– Он сказал, что будет говорить только с вами, сэр.
Успокоив наконец дыхание, Катфорт смекнул, что офицер пришел не так уж не вовремя.
– Пусть поднимается.
Офицер оказался типичным италоамериканцем, а жуткий акцент выдал в нем выходца из рабочего класса района Куинс. Усадив копа на диван в гостиной, Катфорт устроился в кресле напротив. То, что спрашивать будут о Гроуве, он понял сразу, а значок саутгемптонского департамента лишь подтвердил опасения. Катфорт запоздало подумал, что многих проблем удалось бы избежать, взгляни он той ночью на экран определителя номера и не ответь на звонок старого сукина сына.
Коп достал блокнот, ручку и диктофон.
– Никаких записей, – предупредил Катфорт.
Пожав плечами, коп убрал диктофон в карман.
– Как-то странно у вас здесь пахнет, – заметил он.
– Вентиляция не в порядке... Ну, так чем могу, офицер?
– Вы знали Джереми Гроува?
– Нет. – Катфорт скрестил руки на груди.
– Он звонил вам шестнадцатого октября, рано утром.
– Гроув мне звонил?
– Это я у вас спрашиваю.
Опустив руки, Катфорт закинул левую ногу на правую, затем правую – на левую. Уже жалея, что впустил копа, он утешился тем, что офицер не выглядел особенно умным.
– Ответ: да, звонил.
– О чем вы говорили?
– Мне обязательно отвечать?
– Нет, по крайней мере сейчас. Но если хотите, можем устроить все официально.
Перспектива оказаться в участке Катфорта не обрадовала.
– Все просто: у меня коллекция музыкальных инструментов и рок-реликвий. Гроув это знал и хотел кое-что прикупить.
– Что именно?
– Письмо.
– Покажите.
Катфорт не дал удивлению пробиться наружу.
– Идемте, – сказал он, поднявшись.
Он провел копа в аппаратную и там, осмотревшись, указал на письмо:
– Вот.
Нахмурившись, коп подошел и присмотрелся.
– Письмо Дженис Джоплин Джиму Моррисону, которое секс-дива рок-н-ролла так и не отправила. Всего две строки, – Катфорт подавил смешок, – в которых она называет его худшим из своих любовников.
Увидев, что офицер переписывает письмо в блокнот, Катфорт закатил глаза.
– Сколько вы за него просили?
– Письмо не продается.
– А Гроув говорил, почему им интересуется?
– Сказал, будто собирает все, что связано с группой «Дорз». Вот и все.
– Значит, он позвонил вам в два сорок пять? По-вашему, это нормально?
– В музыкальном бизнесе спать ложатся очень поздно.
Катфорт отошел к двери аппаратной, открыл ее, всем видом давая копу понять, что тот уже порядком задержался. Однако офицер, будто бы не замечая этого, стал принюхиваться.
– А все-таки странно у вас пахнет...
– Я как раз собирался вызвать техников.
– Знаете, именно так пахло в доме у Джереми Гроува.
Вспомнив слова Гроува: «Я ничего не соображаю. Меня убивает запах!» – Катфорт сглотнул. «Глупо все это, – подумал он, – мы же в двадцать, мать его так, первом веке».
– Вы знакомы с Локком Баллардом? Или с неким Ренье Бекманном?
Вопросы прозвучали для Катфорта словно выстрелы. Надеясь, что офицер ничего не заметил, он покачал головой.
– Вы общались с Бекманном? – надавил коп.
– Нет. – «Дьявол, его нельзя было впускать!»
– А с Баллардом? Ну, там, по старой дружбе?
– Нет, я же не знаю его. Ни его, ни того, второго.
Коп сделал в блокноте пометку. Чертовски длинную пометку, заметил Катфорт, чувствуя, как струйки пота стекают по ребрам. Он попытался сглотнуть, но не вышло – во рту пересохло.
– Больше вы ничего не хотите сказать? Все, кто общался с Гроувом в ту ночь, говорят, что он был подавлен. Не совсем то настроение для покупок рок-сувениров, не находите?
– Мне нечего добавить.
Наконец они вернулись в гостиную, и Катфорт, не предлагая сесть офицеру, остался стоять сам. Хоть бы коп скорее убрался.
– Мистер Катфорт, у вас в квартире всегда так жарко?
А ведь действительно жарко, про себя отметил Катфорт.