Тут не техники нужны, а пожарные, решил Катфорт, оглядывая оборудование: пианино «Безендорфер», микрофоны «Ньюманн», акустические кабины, звукопоглощающее покрытие стен. Тлеет проводка? Нет, вроде все цело.
К гневу вдруг примешался страх: а если в квартиру забрался домушник? Впрочем, ободрил себя Катфорт, когда работаешь с бандитами, которые избрали путь пороха и свинца вместо языка дипломатии, это чему-то да учит. Ни один даже самый хитрозадый воришка не обойдет его систему безопасности. Убедившись, что записывающая аппаратура выключена, Катфорт провел рукой по набору кнопок, рычажков и спящих глаз светодиодов. И тут заметил белеющий в дальнем углу предмет, похожий на кусок дерева. Подобрав его, Катфорт понял, что это – зуб, смахивающий на кабаний клык, все еще влажный, с кровью и кусочком хряща на корне.
Едва сдержав тошноту, Катфорт отбросил зуб, и в голове пронеслось: «Суки, взломали мой дом!» Сквозь мысли о надежности сигнализации, замков и охраны в уме проступил образ промоутера, которому Катфорт показывал вчера студию. Неужели он и навел? Откуда же знать, что у кого за тараканы в голове? В таком бизнесе с кем только не приходится иметь дело.
Завернув зуб в носовой платок, Катфорт помчался на кухню и вытряхнул мерзость в жерло измельчителя мусора. Прибор зажужжал, захрустел, зачавкал, и в ноздри Катфорту ударило такое зловоние, что пришлось отвернуться.
Заверещал звонок домофона, и Катфорт, подпрыгнув на месте, помчался к двери.
– Мистер Катфорт? К вам офицер полиции.
Катфорт взглянул на маленький экран: в холле топтался полицейский лет под сорок.
– В субботу? Что ему нужно?
– Он сказал, что будет говорить только с вами, сэр.
Успокоив наконец дыхание, Катфорт смекнул, что офицер пришел не так уж не вовремя.
– Пусть поднимается.
Офицер оказался типичным италоамериканцем, а жуткий акцент выдал в нем выходца из рабочего класса района Куинс. Усадив копа на диван в гостиной, Катфорт устроился в кресле напротив. То, что спрашивать будут о Гроуве, он понял сразу, а значок саутгемптонского департамента лишь подтвердил опасения. Катфорт запоздало подумал, что многих проблем удалось бы избежать, взгляни он той ночью на экран определителя номера и не ответь на звонок старого сукина сына.
Коп достал блокнот, ручку и диктофон.
– Никаких записей, – предупредил Катфорт.
Пожав плечами, коп убрал диктофон в карман.
– Как-то странно у вас здесь пахнет, – заметил он.
– Вентиляция не в порядке... Ну, так чем могу, офицер?
– Вы знали Джереми Гроува?
– Нет. – Катфорт скрестил руки на груди.
– Он звонил вам шестнадцатого октября, рано утром.
– Гроув мне звонил?
– Это я у вас спрашиваю.
Опустив руки, Катфорт закинул левую ногу на правую, затем правую – на левую. Уже жалея, что впустил копа, он утешился тем, что офицер не выглядел особенно умным.
– Ответ: да, звонил.
– О чем вы говорили?
– Мне обязательно отвечать?
– Нет, по крайней мере сейчас. Но если хотите, можем устроить все официально.
Перспектива оказаться в участке Катфорта не обрадовала.
– Все просто: у меня коллекция музыкальных инструментов и рок-реликвий. Гроув это знал и хотел кое-что прикупить.
– Что именно?
– Письмо.
– Покажите.
Катфорт не дал удивлению пробиться наружу.
– Идемте, – сказал он, поднявшись.
Он провел копа в аппаратную и там, осмотревшись, указал на письмо:
– Вот.
Нахмурившись, коп подошел и присмотрелся.
– Письмо Дженис Джоплин Джиму Моррисону, которое секс-дива рок-н-ролла так и не отправила. Всего две строки, – Катфорт подавил смешок, – в которых она называет его худшим из своих любовников.
Увидев, что офицер переписывает письмо в блокнот, Катфорт закатил глаза.
– Сколько вы за него просили?
– Письмо не продается.
– А Гроув говорил, почему им интересуется?
– Сказал, будто собирает все, что связано с группой «Дорз». Вот и все.
– Значит, он позвонил вам в два сорок пять? По-вашему, это нормально?
– В музыкальном бизнесе спать ложатся очень поздно.
Катфорт отошел к двери аппаратной, открыл ее, всем видом давая копу понять, что тот уже порядком задержался. Однако офицер, будто бы не замечая этого, стал принюхиваться.
– А все-таки странно у вас пахнет...
– Я как раз собирался вызвать техников.
– Знаете, именно так пахло в доме у Джереми Гроува.
Вспомнив слова Гроува: «Я ничего не соображаю. Меня убивает запах!» – Катфорт сглотнул. «Глупо все это, – подумал он, – мы же в двадцать, мать его так, первом веке».
– Вы знакомы с Локком Баллардом? Или с неким Ренье Бекманном?
Вопросы прозвучали для Катфорта словно выстрелы. Надеясь, что офицер ничего не заметил, он покачал головой.
– Вы общались с Бекманном? – надавил коп.
– Нет. – «Дьявол, его нельзя было впускать!»
– А с Баллардом? Ну, там, по старой дружбе?
– Нет, я же не знаю его. Ни его, ни того, второго.
Коп сделал в блокноте пометку. Чертовски длинную пометку, заметил Катфорт, чувствуя, как струйки пота стекают по ребрам. Он попытался сглотнуть, но не вышло – во рту пересохло.
– Больше вы ничего не хотите сказать? Все, кто общался с Гроувом в ту ночь, говорят, что он был подавлен. Не совсем то настроение для покупок рок-сувениров, не находите?
– Мне нечего добавить.
Наконец они вернулись в гостиную, и Катфорт, не предлагая сесть офицеру, остался стоять сам. Хоть бы коп скорее убрался.
– Мистер Катфорт, у вас в квартире всегда так жарко?
А ведь действительно жарко, про себя отметил Катфорт.
– В ночь убийства отопление в доме Гроува не работало, но там так же пекло.
Офицер испытующе смотрел на Катфорта. Тот по-прежнему не отвечал. Тогда коп, фыркнув, закрыл блокнот и вставил ручку в кожаную петельку.
– На вашем месте, мистер Катфорт, я бы не стал отвечать без адвоката.
– Это почему?
– Адвокат предупредил бы, что молчать лучше, чем врать.
– С чего вы взяли, что я вру? – уставился Катфорт на копа.
– Гроув ненавидел рок.
Катфорт подавил ответ, видя, как недооценил офицера. Коп если и глуп, то глуп как змея.
– Я еще вернусь, мистер Катфорт. В следующий раз вы будете отвечать под присягой, и слова ваши запишут на пленку. О чем вы говорили с Гроувом, мы так или иначе узнаем, а вот за дачу ложных показаний предусмотрена ответственность. Спасибо, что уделили мне время.
Лифт с офицером отправился вниз, и Катфорт бросился к телефону. Дрожащей рукой он стал набирать номер. В голове крутилось одно: прочь, как можно дальше из города. На другой конец света. Яркое солнце, сексотерапия на пляже... какие вещи вытворяла та девчонка в Пхукете! Решено: завтра же надо лететь. С утра принять «Брилло-Пи», они придут на перезапись, а потом – ищи-свищи ветра в поле. Всех остальных клиентов, и жену, и этот гребаный город, и копа с допросами – в задницу!
– Дорис? Это Найджел. Забронируй билет на Бангкок. Если получится, завтра ночью, в крайнем случае – на первый рейс в понедельник. Нет, только я. Да, еще нужен лимузин с водилой – до Пхукета. Найди мне там хорошенький домик у моря, в тихом местечке: с поваром, служанкой, личным тренером, телохранителем и так далее. Дорис, милая, никому не говори, где я, ладно? Да, Таиланд, Таи... ланд... Я знаю, что там сейчас жарко, но это уже как-то мои проблемы.
Сам собой в памяти прозвучал вопрос копа: «Мистер Катфорт, у вас в квартире всегда так жарко?»
Бросив трубку, Катфорт устремился в спальню, где, швырнув на кровать чемодан, стал выгребать вещи из шкафа: купальные принадлежности, куртку и штаны из акульей кожи, темные очки, деньги, наручные часы, паспорт, спутниковый телефон.
Полиции не прижать его за ложные показания, пусть сначала поймают.
Глава 11
Злой как собака сержант Винсент д'Агоста вошел наконец в нью-йоркский атлетический клуб с черного хода. Перед этим, однако, пришлось прогуляться до самой Шестой авеню, через весь квартал, а там – обратно до Пятьдесят восьмой улицы. И все из-за привратника у парадного входа – он даже не взглянул на то, что д'Агоста надел галстук. Офицер, видите ли, не член клуба, и даже по делу ему надлежит пройти к черному ходу.