- Говорящая! Говорящая, подожди, подожди Цицерона!
Босмерка хотела сделать вид, что не слышит воплей Хранителя священных мощей, но шут пронесся мимо нее, путаясь в чем-то напоминающим спутанную рыболовную сеть. Имперец возбужденно хихикал, облизывая губы, прыгал на месте под веселый звон бубенцов своего колпака. Пудра осыпалась с его лица невесомой нежной пылью.
- Идем-идем-идем, Говорящая! Идем, поймаем Цицерону русалку! Да, да, поймаем русалку, холодную, голую, рыбой воняющую… - постепенно мужчина мрачнел, его энтузиазм гас все больше и больше, - мокрую такую… скользкую…
- Ну, а русалка тебе на что? Уху варить собрался?
- Нет! Цицерон посадит ее в бочку и будет… будет…
- Солить? – хихикнула эльфийка, на что гаер оскорбленно засопел.
- Нет! Бедный Цицерон такой одинокий… ему не с кем играть… даже Слышащая больше не берет его с собой, таскает этого ведуна! А так у него будет русалка!
- Может, лучше собака? – Гешу и Ашайет имперца не выносят и к себе не подпускают. - Или кошка?
- Кошка?.. кошка… кошка?! Я маленьких котят люблю, крысиным ядом их кормлю, - расхохотался мужчина заливисто, накидывая на себя сеть словно плащ. Тинтур только покачала головой.
Небо на горизонте синее до бархатной черноты, по которой рассыпались сверкающие звезды, раскинулись, кажется, привольно и беспорядочно, но складываются в созвездия, чей свет постепенно тает, не устояв перед рассветом. Нежно-алые облака пронизаны первыми лучами солнца, которые серебрят волны моря Призраков, с тихим шепотом набегающих на берег. Цицерон, путаясь в своей сети, кинулся к воде, явно собираясь ловить морскую деву без приманки. Хоть бы серьги какие взял или бусы. На что там клюют русалки? Тинтур подняла воротник плаща, с упоением вдыхая колючий морозный воздух. Она дочь Валенвуда, из рода охотников… но здесь, в крае снегов, среди убийц и вампиров Тинтур Белое Крыло чувствует себя на своем месте. Дома. И это истинно правильно. Раздался плеск, и Цицерон, отплевываясь и фыркая, забился в набегающих на берег волнах, тщетно пытаясь высвободиться из тугих нитей сети. Солнце, отражаясь в воде, вдруг озорно светит прямо в глаза эльфке, и босмерка слабо улыбнулась, сморщив нос. Какая разница, Скайрим ли, Валенвуд… главное – она нашла свою Семью.
***
Нефтис с сердитым шипением вцепилась едва прорезавшимися зубками в край шкуры, свисающей с постели, и потянула на себя. Слишком тяжелая, она никак не хотела поддаваться, и котенок после нескольких бесплодных попыток уселась прямо на пол и обиженно захныкала. Бриньольф тяжело вздохнул сквозь сон.
- Твоя дочь проснулась, - пробормотал он Ларасс, уютно устроившейся у него на груди. Каджитка меланхолично шевельнула ушами.
- Теперь это и твоя дочь тоже, - промурлыкала воровка, легонько царапнув норда по плечу. Мужчина горестно вздохнул, но глаз так и не открыл, - сейчас она сильнее расплачется и разбудит Санеру и Дро’Оана.
- Кто из нас мать, детка, - ты или я? – Соловей повернулся на бок спиной к сутай-рат, бессовестно перетягивая на себя шкуры. Нефтис уже ревела практически в голос больше из вредности, нежели от обиды, упорно дергала за шкуру и тянулась к матери, но ножки еще плохо держали девочку. Плюхнувшись на пол в очередной раз, она заплакала уже по настоящему от боли. Глаза Бриньольфа тут же распахнулись, он сел на постели и протянул руки к плачущему котенку. Нефтис шмыгнула носом, небесно-голубые глазки блестели от слез. Северянин прижал девчушку к себе, укачивая ее и поглаживая по головке. Шерстка у дитятка словно пушок, мягкая, у матери ее пожестче будет. Малышка доверчиво прильнула к вору, спрятав мокрую от слез мордочку у него на плече.
- Ну, ну, моя маленькая, не рыдай, - мужчина прижался небритой щекой к макушке Нефтис, чье жалобное хныканье сменилось ласковым урчанием, - с папкой хочешь спать? Папка тебя сейчас уложит… пока мать дрыхнет, словно не котяра она, а сурок.
- Ты поговори мне, - сурово бросила Дхан’ларасс, качая колыбель в пустой надежде успокоить детей, но разбуженные всхлипами старшей сестрички котята пищали и все норовили вылезти из кроватки. Каджитка подхватила сына и дочь на руки и вернулась в постель. Бриньольф, подложив руку под голову, возлежал на перине, а Нефтис, ворча, топталась у него на животе. Норд чуть слышно кряхтел, когда малютка особенно сильно давила острыми локтями и коленями ему на живот. Сутай-рат скользнула под бок вору, устроив голову у него на плече, и Соловей обнял ее за плечи. Санера сонно посапывала, ткнувшись носом в подмышку матери, Дро’Оан устроился на подушке, свернувшись клубочком. Соловей протяжно зевнул, свободной рукой протирая глаза.
- Когда ж они уже вырастут, а? – простонал он горестно, почесывая крошечное ушко котенка. Ларасс потерлась носом об его шею.
- А меня? – воровка игриво прикусила мочку уха норда, щекоча усами и опаляя кожу горячим дыханием. Пальцы Бриньольфа нежно взъерошили шерстку на затылке гильдмастера, каджитка сладко потянулась, выгибая спину. Хорошо все-таки, что брат на корабль свой вернулся, как увидел бы, что сестрица младшая с человеком ложе делит… хотя чего ему-то гневаться?! Сам всех баб в Рифтене перелапал, чуть ли не в каждую бочку с медом свою ложку мохнатую окунул, и ничего! И слова ему на скажи да еще и выслушивай, кто ему чем нравится. Уж вся Гильдия в курсе, что у Хельги задница, что спелый персик, у племянницы ее грудки яблочками, а Грелха хоть и сварлива, но есть в ней что-то такое, за что глаз цепляется. Как березка она в сосновой роще. Камо’ри слушать, так у него целый березовый лес, а сам он как лесопилка. Дхан’ларасс фыркнула, осторожно перекладывая Санеру на перину, котенок сипло мяукнула во сне, подергала носиком, но не проснулась. Бриньольф же бесцеремонно подхватил Нефтис под животик и переложил девочку на половину кровати сутай-рат. Северянин повернулся на бок, грудью прижимаясь к спине каджитки и невесомо коснулся губами ее затылка.
- Давай спать, детка, - пробормотал он, прижимая девушку к себе. Зимние глаза Ларасс чуть затуманились. Оставшись одной в пятнадцать лет, она только и мечтала о том, что бы покинуть суровый край, равнодушный к судьбе юной каджитки, почти еще котенка. Хотела сбежать от косых взглядов, вечного презрения и брезгливой надменности бесхвостых нордов, оскорблений и нищеты. И что же в итоге? Сутай-рат живет в канализации, но не хуже королевы. Ее мужчина не отец ее детей, но ведь любит же, Брин сам ей так сказал. И врать ему ни к чему, Соловью чуждо лицемерие, иначе бы игру Мерсера давно бы раскусил.
***
За ужином было подозрительно тихо. Никто не пытался перепить Могильщика на спор, Делвин не подкатывал к Векс, а Рун и Синрик не горланили “Рагнара Рыжего” для улучшения аппетита. Все сидели, уткнувшись в свои тарелки, лишь изредка поглядывая на Бриньольфа. Соловей же, демонстративно не обращая внимание на весьма прохладную атмосферу в таверне, отдавал должное густой оленьей похлебке. Покрошив в нее хлеб, мужчина принялся увлеченно размешивать ее деревянной ложкой, упоенно вдыхая ароматный пар.
- Кхем, Брин… - Гартар прочистил горло, - мне тут Этьен намекнул, что Нируин видел…
- Ничего я не видел! - пронзительно взвизгнул эльф, поперхнувшись медом и забрызгав им себе грудь. Тонкие губы дрогнули, янтарные глаза лихорадочно метались из стороны в сторону, пробегая по лицам воров словно в поисках поддержки. - Нет, я ничего не… я не подсматривал, Брин, честно!
- Ребят, вы о чем? - северянин приподнял одну бровь и откинулся на спинку стула. Выражение небритого лица - самое невинное. Только дурак бы не догадался, что причина их робости и застенчивости отношения детки и самого рыжего из Соловьев. К Ларасс они не рискнут приставать в открытую, тот случай с Камо’ри научил их не лезть лишний раз в дела каджитов.А Бриньольф, он же свой, к нему можно нос сунуть и в душу, и в сердце, и в кошелек, когда судьба за яйца схватит.