— Ну, кто тут у нас? — ничего лучшего ему в голову не пришло, мрачно подумалось магу, но малышка захихикала и стеснительно зарылась лицом в волосы матери. Колдун коснулся руки дочери, и она тут же схватила его за палец и, сморщив носик, показала язык. Воодушевленная присутствием матери и добродушной улыбкой незнакомца, девочка потянулась к Мерцеру. Он осторожно принял ее из рук Елентии, которая нервно кусала губы.
— Как тебя зовут? — такая маленькая и беззащитная… бретон ощутил щемящую нежность, нахлынувшую на него радужной волной.
— Деметра, — заявила малышка, проглотив букву «р». Заерзав в объятиях отца, она нахмурилась. — Кто он, мама?
Прежде чем колдун успел ответить, Елентия вырвала дочь из его рук и передала подбежавшей служанке. Прислуга, знающая взбалмошный опасный нрав хозяйки безропотно подчинялась любому, даже самому сумасбродному приказу. Не глядя на мага, Кемена поспешила прочь с маленькой госпожой на руках. Деметра успела помахать отцу маленькой розовой ладошкой, прежде чем няня скрылась за ширмой, расписанной танцующими журавлями.
Оставшись наедине с супругой, Мерцер ощутил болезненное жжение на языке и невольно облизнул губы. Объяснение с женой еще тяжелее, чем признать собственную неправоту и ошибки. Елентия не умеет прощать, она скора на любовь и на гнев, в ней причудливо переплетается трогательная нежность и практически звериная жестокость. Но бретон не желал ей уступать. Она сама виновата! Столько наговорила мужу… не его вина, что маг поверил. Подавив желание поцелуями стереть негодование с лица жены, юноша вздернул подбородок.
— Ну и лгунья ты, милая, — протянул он. — Не родишь мне моих детей, да? В чем ты еще соврала мне, любовь моя?
— В том, что счастлива буду стать твоей женой! — прорычала Елентия, хватая со стола вазу. — Мерзавец! Ненавижу! Ты за год даже не поинтересовался ни мной, ни своей дочерью! — глаза девушки вспыхнули аквамариновым пламенем. — Ты… ты думал, что она не твоя, верно?!
— Ты сама виновата… — начал Мерцер, но полетевшая в его голову ваза вынудила его замолчать. Он едва успел окружить себя заклинанием оберега, когда девушка принялась швырять в него и прочие предметы обстановки. Вазы, блюда, книги, подсвечники… маг медленным крадущимся шагом приближался к супруге, рычащей словно львица. Рыжие кудри девушки воинственно пылали, платье соскользнуло с одного плеча, обнажив лунно-белую кожу. Когда под нежной ручкой Елентии не оказалось ваз, она схватил стул, но он был слишком тяжел для девушки. Воспользовавшись секундной заминкой жены, Мерцер, не ослабляя магического щита, бросился к ней. Сжимая супругу в объятиях, маг повалил девушку на пол. Елентия шипела и отчаянно вырывалась.
— Отпусти меня, ублюдок даэдра! — взвизгнула она. — Ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу!
— Очень жаль, — усмехнулся Мерцер, наклоняясь к самому лицу жены. Синие глаза обожгли его презрением, горьким от обиды, — потому что я люблю тебя. Люблю больше всех на свете.
— Врешь! — голос девушки зазвенел от слез. — Если бы ты меня любил, ты бы не бросил меня! И не поверил бы сплетням Лайды!
— Я верил своим глазам, — пробормотал юноша, пытаясь поймать поцелуем губы супруги, но Елентия отвернулась, зажмурившись. По ее раскрасневшимся щекам катились слезы. Маг губами принялся собирать соленые капли, — и еще я очень скучал. Невыносимо было прожить вдали от тебя целый год…
Девушка всхлипнула.
— Правда?..
— Конечно, правда, — облегченно вздохнул бретон, радуясь, что их ссора так быстро угасла. Он ослабил хватку на руках супруги, и Елентия, почувствовав свободу, наотмашь ударила мужа по лицу. Колдун сипло охнул больше от растерянности, чем от боли, и девушка змеей вывернулась из его рук.
— А я тебя все равно ненавижу, — выпалила она и в вихре огненных волос и мятого темно-лилового шелка выбежала из комнаты, оставив Мерцера сидеть на полу посреди комнаты.
***
На лицо дочери, унаследовавшее всю красоту ее матери, легла печать огорчения и досады, когда глаза цвета грозы остановились на Лис, сидящей на коленях у Мерцера. Девочка коротко взглянула на Довакин и резко отвернулась, прижимаясь к колдуну. Бретон заметил, как во взгляде магессы промелькнула печаль, но она надменно тряхнула волосами.
— Отец, зачем питать ее напрасными надеждами? Она только сильнее расстроится, — девушка хотела погладить ящерку по голове, но малышка дернулась и зашипела. Магесса поспешно опустила руку, за бесстрастной маской скрывая, что реакция Лис ее не обидела. Уголки губ Драконорожденной приподнялись в невеселой улыбке, — ты сильно к ней привязался.
— Она напоминает мне маленькую тебя, — сухо молвил колдун, начиная уставать от тесных объятий аргонианочки. Деметра задохнулась от возмущения, и бретон едва удержался от смеха. Оскорбленно поджав губы, она манерно отпила вино из отцовской чаши. — Такая же упрямая и своевольная.
— Неправда! Я была чудесным ребенком!
— Чудесным, избалованным и упрямым, — улыбнулся Мерцер. — Ты готова, милая? Из-за ярмарки мы итак потеряли много времени. Я должен был прибыть в Винтерхолд еще позавчера.
— Да, да, нам пора, — задумчиво кивнула девушка. Сиродильский колдун собирался было отпустить Лис, как девочка заплакала. Размазывая по щекам слезы, она всхлипывала, сотрясаясь всем тельцем. Но потом разжала руки и неуклюже слезла с колен мужчины и побрела к валяющейся на полу метле. Поникший хвостик волочился по полу, плечики вздрагивали, но она даже не обернулась. Маг взглянул на дочь, и увидел, что ее взгляд затуманился, а руки беспокойно теребят серый бархат одеяния. Он хорошо знал это выражение лица дочери — смесь решимости, обиды и колючего высокомерия. Гордо вскинув голову, она грациозно поднялась на ноги. Лис хмуро покосилась на нее, сжимая древко метлы.
— Я передумала, — произнесла магичка, и ее голос, не терпящий возражений, обрубил на полуслове всю болтовню в таверне, — я забираю Лис.
— Ч-что?! — глаза Киравы ошеломленно распахнулись, она протестующее замахала когтистыми руками. — Но как ж-же… нет, я не могу…
— Я тебя и не спрашиваю, земноводное! — отрезала Довакин. — Что, из-за денег тревожишься? Подавись своими септимами, но девочка пойдет со мной. Не позволю превратить ее в служанку! — с этими словами Деметра подхватила угрюмую Лис на руки и швырнула метлу в Тален-Джея. Черенок ударил его по чешуйчатому лбу, он зашипел, и Кирава бросилась к своему жениху. Мерцер видел, что гнев, мелькающий в глазах рептилий, кадык аргонианина ходил ходуном, клыки так и щелкали. Раздвоенный язык Киравы обвел контуры тонких чешуйчатых губ, шипастый хвост ударил ее по ноге, но кабатчица овладела собой. Оскалившись в почтительной ухмылке, она небрежно поклонилась.
— Как вам будет угодно, — просипела она, — надеюсь, мы позабудем об этом маленьком недоразумении? В следующий раз по прибытии в Рифтен, загляните к нам. Лучшая комната и ужин за счет нашей таверны, сударыня.
Магесса не соизволила ответить аргонианке. Обжигая чету ящериц надменным взглядом, она повернулась к ним спиной.
— Соберите вещи Лис да живее. И только попробуйте что-нибудь утаить, — обнажив в сердечной улыбке клыки, словно пару кинжалов, девушка пожала плечами и мелодично рассмеялась. Только глухой бы не услышал в этом смехе угрозы, — раз за какой-то день я заплатила вам столь… немало, то уж будьте порасторопнее. Не запутайтесь в собственных хвостах.
Тихие смешки показались аргонианам пощечинами. Но они привыкли к этому в стране нордов, где царит расизм. Не напялили северяне на них кандалы — и на том спасибо. Но налоги наседают с одной стороны, а Гильдия воров с другой. Во главе этого притона стоит теперь каджитка. Когда Мерсер умер, Кирава закопала под корнями старого клена изумруд во славу Хиста. Уж тот готов был живьем с них шкуры драть, а Дхан’ларасс, авось, баба благоразумная, не будет шибко лютовать. Хотя вот на днях в город приехала родственница почившей Мавен Черный Вереск. Аргонианка видела ее всего мельком, но такую породу научилась уже чуять за версту. Девица смазливая, вся такая тихая и скромная, только глазенки цвета болота туда-сюда зыркают. Кирава вернулась за прилавок, в то время как Тален-Джей поспешил на второй этаж за вещами девочки. Аргонианка проводила магессу тяжелым взглядом. Она к ребенку как к игрушке относится, забавляется, а что будет коль она ей надоест? Коротко фыркнув, Кирава принялась протирать прилавок. Не ее это дело. В конце концов, если нос совать в дела людей, то можно и без него остаться.