А представление и не думало завершаться. Сидя на столе, Ларасс доверху наполнила кубок игристым вином и аккуратно пригубила так, что бы несколько рубиновых струек пролились на шею и грудь. Бледно-алые бутоны клякс распустились на белом батисте ворота ее рубашки. Каджитка облизнула усы и сокрушенно покачала головой, хотя льдисто-голубые глаза сияли веселостью и самодовольством. Бриньольф учтиво кивнул боссу и, не оборачиваясь, строевым шагом направился к люку на кладбище. Воротник камзола отчего-то слишком туго перехватывал его шею, а прохладная сырость хранилища отозвалась легкой дурнотой. Не стоило вчера пить с Випиром и Руном столько меда. Удача удачей, а топить ее в хмеле все же не стоит.
Он затылком чувствовал обиженный взгляд детки, в котором постепенно разгорались гнев и обида, но даже шага не сбавил. Время… ему нужно время. Те несколько дней, когда сначала отмечали удачное дельце, а потом отсыхали после гулянки, не считаются. Прогуляться вору надо, голову прочистить. От Гильдии Соловей ни в жизнь не откажется, но бросить Ларасс, значит, отказаться и от Гильдии. Оскорбленная сутай-рат ему житья не даст, а подружки-воровки ей в том помогут, и беги тогда, Брин, от бабьей мести в Морровинд! Стоит объясниться с шефом… и что ей сказать? Что то утро было ошибкой? Тогда она ему и язык, и яйца отрежет, и права будет!
Северянин упоенно вздохнул, стоя на пороге ложного склепа, подставил лицо ветру. Выдул бы он из буйной головушки все лишние мысли, оставил только самые важные… оглушительно вереща, над головой пролетела какая-то пичуга и закружила, трепеща крыльями, над статуей Талоса. Пернатая нагло гадила прямо на голову богу, а жрица все монотонно бубнила себе под нос молитву, и хвалебные слова звучали в унисон с ехидным птичьим щебетом. Мужчина ухмыльнулся, с хрустом разминая шею, потер слабо ноющий затылок. Мысли беспокойным роем вились вокруг Дхан’ларасс.
Она была такой милой, такой очаровательной деткой, теплая, мягкая, податливая… Соловей потер блестящие розовые шрамы, украшающие щеку. Они слегка зудели, напоминая о том дне, когда он впервые встретил Ларасс.
***
Сине-зеленые человеческие зенки смотрели на нее нагло, лукаво поблескивая и не мигая. Каджитка нервно дернула хвостом, поелозив на стуле, коготки постукивали то по столешнице, то по боку кружки. Премиленькая кошечка с кокетливым бантиками на острых ушках и с амулетом богини всея сладострастия Дибеллы на тонкой шейке отдавала должное курице в сухарях и печеному картофелю и мимоходом ловко обчищала карманы местных забулдыг. Бриньольф склонил голову, наблюдая ха киской уже сквозь водопад рыжих волос, упавших ему на лицо. Детка, видимо, совсем недавно в городе, раз так нахально орудует прямо под носом у гильдии. Хотя, признаться даже его опытный глаз не сразу подметил хвостатую воровку. Каджитка аккуратно глодала куриную ножку, держа ее в левой руке, правая же лежала у нее на коленях. Широкие рукава платья скрывали, что лапка-то кукольная, а настоящая когтистая и загребущая ручонка свободно шарит в карманах у захмелевшего Болли. Кошечка облизнула усы, и влажный розовый язычок скользнул по кончикам пальцев, собирая сок и жир. Увесистый холщовый мешочек с выручкой за день скрылся в складках подола. Сутай-рат медленно поднялась на ноги и спешно посеменила к выходу. Сквозь переплетение выцветших красных ленточек вор увидел озорной блеск золота. Бриньольф, хищно улыбаясь, двинулся за ней. Любопытство, отчасти разожженное отчаянием и безысходностью, подстегивало мужчину.
- Ну и ну, детка… - голос вора тягучий, словно дикий мед, и вкрадчивый, каджитка вздрогнула и обернулась с тихим шипением. Глазки цвета бирюзы сверкнули скайримским льдом. - Чую, не честным трудом твои монетки заработаны.
- Не трое дело. Иди куда шел, - решительно отрезала киска, передернув плечами. Девочка хотела выглядеть матерой, прожженной разбойницей, но северянин видел пред собой фыркающего разъяренного котенка. Почеши его за ушком – и все обиды забудутся. Хвост, увенчанный белой «кисточкой», бил девушку по бокам, пепельно-серая шерстка на загривке встала дыбом. Бриньольф немного развеселился столь бурной реакцией кошки. Он шагнул к ней, каджитка дернулась, но не отступила. Маловато опыта, но то легко исправить, особенно, если у девочки варит котелок.
- Ошибаешься, детка. Богатство – это как раз по моей части. Богатство в Рифтене – в двойне мое. Не хочешь подзаработать?
- Нет, мне итак на жизнь хватает, - сутай-рат развернулась, чтобы уйти, когда мужская рука скользнула на изгиб ее талии. Жаркое дыхание вора опалило ухо.
- Так жизнь у вашего брата одна, несмотря на сплетни. И ее ты можешь легко потерять, если будешь так уж зазнаваться. Поняла, детка? – мужчина слегка ущипнул кошечку за бок и с удивлением ощутил, как она задрожала. Пакостная улыбка пробежала по лицу норда. - А может, ты не воровка, а? Служка Дибеллы? – он выразительно покосился на ее амулет. - Если так, то в Ночлежку загляни. Будете с Хельгой на пару…
Бледно-голубые глаза недоуменно расширились, практически сразу же подернувшись изморозью, уши плотно прижались к голове. Зашипев, как вода на раскаленной сковороде, каджитка вырвалась из объятий вора и, размахнувшись, ударила его по щеке так, что в ушах последнего тоненько так зазвенело. Голова северянина мотнулась в сторону, отпечаток ладошки сутай-рат вспыхнул на небритой щеке, и три полосы начали постепенно наливаться краснотой. Бриньольф прижал руку к пылающей щеке, ошеломленно моргая. Бледно-лазурное пламя, пляшущее в глубине глаз каджитки, обжигало гневом.
- Что б тебе провалиться, выкидыш фалмерский, - выпалила сутай-рат, дерзко вздернув подбородок, и с достоинством направилась на рынок, просаживать ворованные денежки. Мужчина, как последний олух, пялился ей в след. Тонкие багровые струйки стекали по его щеке к подбородку и терялись за воротом рубашки.
***
Помилуй Кин, будто вчера все было! Интересно, помнит ли Ларасс? Хотя, конечно, помнит. Вот оно, напоминание, на щеке у Соловья частенько перед ней маячит. Воровка хоть теперь полуодетой по “Фляге” не щеголяет, а Бриньольф все равно помнит белые пятнышки внизу чуть округлого животика. Прелестное зрелище, хотя больше всего норду понравились ее ступни. Бледно-розовые и с черными кляксами пятен на подушечках пальцев и пятках. Детка взвизгивала и хихикала, когда пальцы вора повторяли узор ее окраса.
- Любовь моя малины слаще дикой, весны прекрасней, жарче солнечных лучей… – Соловей поморщился, рассеянно дергая себя за мочку уха. Любовные баллады от Балимунда скорее напоминают пыхтение кузнечных мехов, нежели пение, но вор в Коллегии бардов не обучался, так что не ему кузнеца судить.
Худощавую фигурку со стройным луком и колчаном, полным эбонитовых стрел, северянин заметил у стены таверны. Остро поблескивающие аметистовые глаза шарили по толпе горожан, разбивая безликую пеструю массу на единицы, ловили каждую вспышку золотого блеска, мелькающего то в руках, то в кошельках, но чуть потемнели, приметив Бриньольфа. При виде вора, по острому лицу данмерки пробежала ленивая теплая улыбка, сунув большие пальцы за пояс, Карлия направилась к Соловью, по пути бросив на коврик Снильфа септим. Старик буркнул что-то в благодарность, прижимая к груди монету, словно дитя.