- Рад снова тебя видеть, детка, - мужчина позволил себе приобнять девушку за тонкую талию, - какими судьбами?
- Я была в Соловьином зале. Все надеюсь встретить там Галла… забываю, что Ноктюрнал позволила ему уйти в Тень, - эльфийка через силу улыбнулась и вздохнула, рвано, прерывисто, - столько лет прошло, а все равно больно.
- Понимаю, детка, - вероломство и предательство Мерсера еще долго будет кровоточащей раной на теле Гильдии. Только подсохнет, затянется, как воспоминание острой отравленной гранью разбередит чуть подживший рубец. Из-за этого ублюдка они чуть Ларасс не потеряли. Соловей запустил пальцы в волосы на затылке, чувствуя, как чей-то пристальный взгляд сверлит его спину пониже лопаток. Обернувшись, норд заметил Бахати. Девчонка злорадно сверкала глазами, хвост змеей извивался. Бриньольф нахмурился. Сопляка должна же малышами приглядывать, а не по городу шляться! Но, судя по ехидному выражению мордашки, каджитка сейчас побежит докладывать боссу, что Карлия вернулась в Рифтен, а Брин ее уж вовсю лапает с дороги. Раздражение, царапающее грудь вора, сузило его глаза, и Бахати, глухо мяукнув, юркнула мимо стражников прочь, к храму Мары. Наверняка, ябедничать шефу. Еще одна шкода каджитская.
- Я слышала весьма интересные слухи, - начала данмерка, когда рука Бриньольфа спорхнула со изгиба ее талии, - поздравления еще принимаете? Стянуть золото прямо из-под носа талморцев.
- Да… напомнили Маркарту, чего Гильдия воров стоит, - голос пропитан самодовольством, а сознание, дразня яркими красками, эхом запахов и звуков, словно гадалка колоду карт, разложила перед мужчиной картинки воспоминаний дождливой ночи, то обжигающе-страстной, то томительно-сладкой.
- Отлично разыграно… только безжалостно. Предел сейчас напоминает кипящий котел. Эльфы, Братья Бури, Изгои… самоубийственная похлебка там заварилась. Не без вашего участия, между прочим.
- А что мы? Мы воры, в политику не лезем. Пусть себе развлекаются.
Темная эльфийка в ответ только хмыкнула.
Акари подняла на вора безмятежные лунные глаза, затуманенные поволокой дурмана. Приторный запах лунного сахара повис на усах караванщицы. Каджитка склонила голову на бок и моргнула.
- Что-то нужно? – промурлыкала она, раскачиваясь из стороны в сторону. Карлия равнодушно пожала плечами и коротко взглянула на Бриньольфа. Норд воровато оглянулся по сторонам. Дро’мараш помешивал варево в котле, не обращая внимания на Соловьев, Зейнаби чистила рыбу, а статный каджит в пластинчатой броне из матовой серой стали попирал спиной березку. Не доверял вор хвостатым после драки с Камо’ри, но без кошаков не обойтись. Мужчина доверительно наклонился к уху торговки.
- Акари… мне бы серьги…
- Сбыть-продать? – пьяно выдохнула Акари.
- Нет, купить. Ну, такие… как ваша братия носит.
- На что тебе такие? – угрюмо рыкнул Карджо, оскалившись. Взгляд каджита сверкнул льдом, усы воинственно топорщились, светлые пятна бровей сошлись в угол над переносицей. В голове предупреждающе зазвенело, вспыхнула и тут же погасла шальная мысль, что этот пушистый громила – отец детей Дхан’ларасс.
- А вот понадобились. Тебе-то что за дело, кошак? – ладонь Карлии предупреждающе сжала плечо, но норд только улыбнулся, - расслабься, детка, мы просто разговариваем. Ну, так что, - синие глаза скользнули по блаженствующей сутай-рат. - Покажешь серьги?
- Покажу. А чего же не показать, ежели есть что показать, м? – каджитка рассыпала у себя на коленях украшения из бархатного мешочка. Золотые, серебряные и медные кольца, украшенные резным узором, в беспорядке раскинулись, ярко сверкая на солнце.
- Нет, такие слишком простые, у нее такие есть, - золотая серьга, окропленная серебром по краю, заплясала в ловких пальцах вора и, озорно блеснув боком, упала в ладошку Акари, - ты мне покажи что поинтересней, покрасивее.
- Кому ты их дарить собрался? - шевельнула хвостом Зейнаби. - Чистой девице не принято богатые серьги носить. Уши незамужняя каджитка украшает простыми кольцами, резными или нет, серебро ли, золото, но то серьги скромные. А когда в мужнюю семью входят, каджит дарит ей новые серьги. Тогда уж с самоцветами да бриллиантами.
- Никак дочь Эльсвейра сын Ночной Тени сватать удумал? - хитро прищурился Дро’мараш.
- Кто знает, - в ответ на плутоватую ухмылку норда Зейнаби смущенно прижала ушки, а фиалки глаз Карлии ошеломленно заискрились. Столь смелого заявление выдуло дурман из сознания Акари, которая чуть слышно зашипела.
- Дурная шутка, человек! - разъярилась она, и в темной вздыбленной шерсти на загривке сутай-рат промелькнули зеленоватые искорки. - Ваш брат нас не жалует. Все мы вам воры да торговцы скумой. Глумишься, а на деле брезгуешь.
- Да упаси Акатош! - северянин всплеснул руками, не сводя с Карджо тяжелого потемневшего взгляда. Караванщик хоть пониже ростом будет, чем Камо’ри, но плотнее и в плечах пошире. В тяжелых доспехах, чья сталь отливала голубовато-серебристым словно луна в зимние месяцы, от секиры за спиной, от которой вкупе с угрюмым подозрительным взглядом веяло холодком опасности и подозрений. Бриньольф невольно подметил, что смотрит на каджита как на соперника. Как никак он отцом Нефтис, Санере и Дро’Оану приходится, хоть и не ведает, наверное, что его боги сразу тройняшками одарили. На руки малюток не возьмет, первых шагов не увидит, и папой звать котята будут не его. Мужчина горделиво выпятил грудь. Ворам нечего попусту канал трупами засорять, но ради благого дела можно и утопить одного больно наглого кошака.
- Друг, смотри, любезный, - бархатисто промурлыкала караванщица, растягивая гласные будто сладкую тянучку. Аметисты и сапфиры вспыхнули, поймав поцелуи летнего солнца, бриллианты сверкали ярче звезд. Глаза Соловья алчно загорелись, словно у сороки, но он презрительно сморщил нос и с видом знатока, ценителя дамских украшений принялся перебирать серьги. Рубины и изумруды лукаво подмигивали в объятиях матового белого золота, янтарь казался темно-золотистыми осенними слезами, но больше других норду приглянулись серебряные с бледно-голубой бирюзой. Они не блистали, кичась своей красотой и вычурной роскошью, но точно не дешевле они прочих. Бриньольф твердо кивнул Акари.
- Вот эти беру. К ее глазам идут.
Увлеченный покупкой, вор не заметил полного кипящей ярости взгляда Карджо, брошенного на него.
***
Ларасс дулась на себя и на весь мир в придачу. Даже котятам, чья детская рыжина постепенно таяла, сменяясь пепельно-серым, не удалось развеять мрачного настроения матери. Воровка лишь рассеянно погладила им ушки и вновь вернулась к конторским книгам. Дети, недовольные таким раскладом, принялись негодующе пищать. Гильдмастер грозно сверкнула очами.
- Унеси их, - бросила отрывисто она Бахати. Юная сутай-рат хотела что-то возразить, но Соловей, размахнувшись, ударила ладонью по столу, заставив чернильницу испуганно подпрыгнуть, - ты что, оглохла?! Я сказала, унеси их!
Как только плач детей стих в мягком шепоте канальных вод, Дхан’ларасс устыдилась собственной грубости. На детях родных срывается почем зря, а ведь они, бедняжки, не повинны в грехах матери. Которая ведет себя как потаскушка какая, профурсетка и вертихвостка, что Дибеллу почитают. Ладно бы хоть пользу приносило, но нет же, Бриньольф все нос воротит. Хотя как сиськи ее тискать, так он первый молодец! Каджитка подперла кулачком подбородок, уложила хвост себе на колени. Вот дура она, иначе не назвать. Дети есть, золото в лапки плывет, захочет - и дом себе купит больше, чем у Черных Вересков! Одному ухажеру от ворот поворот дала, другой… усы сутай-рат огорченно поникли. Глупо было уступать порыву. Но было так хорошо! Даже с Карджо было не так. Ларасс склонилась над желтоватыми страницами, пытаясь разобрать мелкий почерк Мерсера. Что б его дремора драли, дерьмо троллиное! Пишет как курица лапой, шифровался, наверное, ублюдок. Бросить бы его рукописи, так там добрая половина связей Гильдии, налаженная еще Галлом. Хоть воровка откровенно засыпала над гильдийской канцелярией, она мужественно пыталась вникнуть в каждую строчку. И настолько сладко задремала, что не услышала шагов.