- Довакин! - выкрикнула какая-то женщина, протягивая к бретонке руки. Магичка в нерешительности остановилась. Людской поток тек по мостику, десятки пар глаз были обращены к ней, и от столь сильного мускусного запаха живых тел кружилась голова. - Довакин!.. это Довакин!
- Победитель Алдуина!
- Довакин!
Деметра шаг за шагом приближалась к толпе. Острые лица меров, смуглые редгардские, румяные и изможденные, глаза синие, карие, зеленые, голубые, и руки, простертые к ней. Усталость, голод померкли на фоне взыгравшего тщеславия и честолюбия. Магесса не сразу почувствовала, что ее подняли на руки.
- Довакин! Довакин! Довакин!
Лицо горело под поцелуями солнца, на губах осела соль, в горле пересохло почти до боли, а Деметра улыбалась. Она это заслужила, каждым своим шрамом, каждой пролитой каплей крови.
- Довакин! Спаситель Мира!
Хотелось выть от жара, заставляющего ее кровь кипеть, а миряне, видимо, решили пронести ее на руках по всему Скайриму. Не будь Драконорожденная так голодна и измучена, не лейся с неба расплавленное золото, Слышащая бы с наслаждением бы испила полную чашу почестей. Серые слипающиеся глаза вдруг заметили у таверны знакомые до щемящей боли в груди лица. Босмерское, смуглое с раскосыми глазами, орехово-коричневое с жесткой черной бородой, завязанной в узел. И бледное, скрытое глубоким капюшоном, глаза, мерцающими сапфирами в зыбком полумраке. Именно Онмунд вырвал жену из рук горожан и укрыл своим плащом. Девушка прижалась к груди любимого, слушая его сбивчивый шепот:
- Ты жива! Слава Талосу… слава Ситису!
========== YOL ahRK DWiiN (Огонь и сталь) ==========
Сон пришел к ней густой непроглядной тьмой без сновидений, но Тинтур окунулась в его мрак с радостью. Забытье, пусть и минутное, было сейчас желаннее самой удачной охоты. Но даже когда сознание заволокло дурманным туманом, а глаза оборотня были закрыты, все тело полнилось звенящим напряжением, готовое вскочить в любой момент и броситься бежать, а куда – не важно. Поэтому когда кто-то начал с силой трясти босмерку за плечо, она вздрогнула и резко села на постели, и только потом открыла глаза. Одинокий огарок свечи, забытый на ночь, лужицей воска расползся по столу. Тонкие белесые струйки застывшего воска напоминали изломанные паучьи лапы, крохотная искорка все еще надеялась вспыхнуть ярко, но уже захлебывалась в мутной лужице. Эльфийка откинула со лба спутанные волосы. Тонкий звон бубенцов легким холодком пробежался по спине Белого Крыла.
- Говорящая… - тихий, на грани слуха шепот отозвался тихой досадой и раздражением. Цицерон, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял у кровати эльфки, теребя свой колпак. Девушка слышала биение его сердца, быстрое, отчаянно-безумное, как у кролика перед волком, - Говорящая, Цицерон хочет кое-что спросить.
- Прямо сейчас? – Тинтур потянулась, блаженно хмурясь. - Спешишь высказаться, пока не забыл мысль?
- Нет, просто… просто Цицерон не хочет, что бы об этом кто-нибудь узнал, - трагично всхлипнул шут, вновь нахлобучивая колпак на голову. Босмерка с горестным вздохом почесала затылок.
- И о чем ты хочешь со мной поговорить? – обронила она без особого интереса, падая на шкуры. Теплилась еще слабая надежда, что Хранитель нужно лишь уточнить какую-нибудь мелочь, например, где лежит соли или остались ли еще сладкие пироги. Но выражение лица имперца – самое серьезное, сквозь тонкую пыль пудры горел лихорадочный румянец. Что, неужели речь пойдет о морковке?
- Говорящая… научи Цицерона целоваться! – выпалил мужчина, подпрыгивая в тревоге на одной ноге. Остатки приятной слабости, оставленной сном, словно ветром сдуло. Оглушенная неожиданной просьбой, эльфка медленно села, чуть ссутулившись. Янтарные глаза испытующим взглядом полоснули по Цицерону.
- Ты это сейчас всерьез? Не одна из твоих шуток дурацких? – осторожно протянула она, нахмурившись. Гаер скорбно покачал головой.
- Цицерон не шутит… - пробурчал он, надув губы совсем по-детски. Пальцы в бархате перчаток затеребили край камзола. - Цицерону надо, очень-очень надо, правда! А то… вдруг захочет Цицерон поцеловать… ну, например, Слышащую, а он не умеет!
- Ты Слышащую целовать собрался? – протянула Белое Крыло недоуменно. - Тебе губы и язык вдруг лишние стали?
- Говорящая думает, что Слышащей… не понравится?
- Слышащей, может, и понравится, но вот Онмунд твоих порывов точно не оценит, - Тинтур спустила ноги на пол. И с чего, скажите боги на милость, юродивый Хранитель вдруг понес свои чувства к оборотню? Девушка протерла глаза. Зов луны практически стих, но и рассвет еще не пришел. Эльфийка одернула камизу и натянула поверх нее шерстяной кафтан и кожаный жилет, затем потянулась за кольчугой.
- Ну… так Говорящая поможет бедному Цицерону? – мужчина улыбнулся, умильно заглядывая в лицо эльфке. Белое Крыло смерила его тяжелым долгим взглядом.
- Нет, - вымолвила она наконец, закидывая колчан на спину, - сходи к трактирным девкам. Они тебя не только целоваться научат, но и…
- Нет! – голос Хранителя взлетел до пронзительного визга, неприятно резанувшего слух босмерки. - Шлюхи мерзкие, грязные! Цицерону противно к ним прикасаться! Их лапают всякие шахтеры, солдаты… они недостойны!
- Ну, а я тебя целовать тебя не собираюсь, уж извини, - одних она уже нацеловала, бегай теперь от них по всему Скайриму. После Вайтрана Тинтур не видела ни Вилкаса, ни Хацутеля, уж воистину милостив Йаффре. Но судьба еще может свести эльфийку с ним. Остается надеяться, что не будет Соратник вновь хватать ее за руки да недовольно дышать ей в ухо, а бывший разбойник уедет куда-нибудь. В Морровинд, допустим.
- Говорящая, ну что, жалко тебе что ли? – заскулил Цицерон, крутясь подле нее. - Ой, а куда Говорящая собирается? Кого-то убивать? Убивать-убивать-убиватеньки!
- Ага, убивать. Козлов да оленей, - и шутов, если шибко досаждать будет. Как жаль, что ножны ее клинка накрепко связаны догматами Братства. Многие бы ей в ноги поклонились за убийство имперца. Подхватив лук, эльфка устремилась прочь, Цицерон, словно преданная собака, побрел вслед за ней.
- А можно верный Цицерон пойдет с Говорящей? Цицерон не будет мешать, правда-правда!
- А, может, Цицерону лучше с Матушкой остаться? – обреченно вымолвила босмерка, прекрасно понимая, что так просто от скомороха не избавиться. Хранитель резко остановился, глубокомысленно нахмурившись, кусая губы. Теплые карие глаза с пляшущими в них золотистыми искорками чуть затуманились. Мужчина замер, остолбенев, будто его ледяной атронах по голове стукнул. Тинтур прошмыгнула мимо него, надеясь, что успеет выскользнуть из убежища прежде, чем Цицерон придет в себя. Темное Братство спало, даже гроб Матери Ночи был плотно притворен. Лишь приглушенные жалобные стоны и тихий плач доносились из пыточной. Дверь туда никогда не закрывается – для Бабетты рыдания и жалобные мольбы лучше всяких колыбельных.
***
Золото утекало из кошелька слишком быстро. Всего на месяц красивой жизни в Солитьюде хватило! И что, из лучших комнат таверны теперь переезжать в каморку под кухней?! Эррот швырнул кубок в другой конец комнаты. Остатки вина забрызгали стену, багровыми потеками расцветив гобелен с вышитой на нем сценой – охотники и гончие окружают раненого оборотня. Служанка молча подняла чашу, и Эррот чуть подался вперед, пытаясь заглянуть в вырез ее рубашки. Юна девица пышная, лежишь на ней словно на перине. Титьки словно две подушки, косищи русые, толстенные. Вот сейчас норжанка пол метет, и волосищи чуть ли не пола опускаются. Это братцу-идиоту эльфийки нравились, а вот Эррот-то знает толк бабьей красоте. Эльф рыгнул и похлопал себя по животу, довольно отметив, что на белой шее Юны красуются подаренные им бусы. Синие стеклянные бусины под сапфиры, но служанке из «Смеющейся крысы» и того довольно будет. Босмер вытянул ноги, чуть ослабев пояс.
- Не устала ли, Юна, сладкая моя? Иди, отдохни в моих объятиях, - заплачено у него еще за одну ночь, так что служаночка должна быть покладистой. И напоследок Эррот выпорет ее как следует, так, что бы она глотку от вопля надорвала! Люпе нравилось, когда ее ремнем охаживают, сама выгибалась и зад подставляла, но где она сейчас, эта Люпа… вместе с Хацутелем в Рифтене казнена или подохла еще в пещере. Стражники с разбойниками не церемонятся, а уж с бандитскими шлюхами тем более. А вот Белое Крыло до города со всеми удобствами, наверное, доехала. Мужчина враз помрачнел, сморщив тонкий крючковатый нос. Столько лет он с бандой на Рифт страх нагонял, и ел до сыта, и пил… но не жратвой же все мерять! Это Хацутелю хорошо, залез в койку Тинтур и бед не знал, а что Эрроту делать?! Он предлагал брату разделить Белое Крыло, по-семейному, по-родственному, но тот ему так в челюсть двинул, что зуб выбил. Влюбился, дурень! Так вот пусть воронье его потрохами брюхо набивает! Брата родного на девку променял…