Полдень. Солнце слепит. Высокие, стройные гарты по обе стороны проспекта, будто отдавая владыке последнюю честь, с головокружительной высоты своих редких крон роняют под ноги похоронной процессии огненно-красные листья. Медленно переставляют тяжелые лапы два белых ящера, несущие на спинах башню с золотым гробом императора. В золотых чашах по углам гроба живой огонь, зажженный от костра, когда-то зажженного владыкой. Такие же золотые чаши несут саганы в белых одеждах, но огонь в них тусклый в лучах полуденного солнца.
Молчит ветер. Молчит солнце. Молчат люди, толпящиеся вдоль дороги. Белые ящеры будто плывут в живом, горячем сиянии полуденного солнца. Белокаменный храм Богини ждет их в конце проспекта с неизбежностью судьбы. В каменных глазницах ее крылатых ангелесс на вершинах колонн каменное же, мертвое безразличие. Ящеры опускаются ниц перед храмом. Жрецы в белом восходят на башню и поднимают над головами золотой гроб. Тишина взрывается грохотом барабанов. Жрецы в черном с длинными посохами мечутся перед толпой, замахиваются на самых медлительных – саганы и люди опускаются на колени. Опускаемся и мы с мамой и бабушкой.
Жрецы в черном пробиваются сквозь толпу к единственному не вставшему на колени – сгорбленному старику, опирающемуся на палку, лысому, седобородому. Увидев подбирающихся жрецов, он начал смеяться – громко, визгливо, перекрикивая торжественный барабанный ритм:
– Тиран умер! Да здравствует тиран!
Жреческий посох упал на его плечо, швыряя на колени, толпа испуганно попятилась, образовывая вокруг старика пустое пространство.
– Я дожил до ста, ты не переживешь свои двадцать! Убивай меня, не боюсь! Смерть демонам! За людей!
Он торопился, кричал из последних своих сил, его голос эхом разносился по площади. А жрец все опускал посох на его распластанное тело. К ним спешили другие жрецы. Когда безоблачные небеса раскроила молния, обугленное тело старика замолчало навек. Резкий запах паленой плоти заполнил вдруг всю площадь, весь проспект, я начала задыхаться, меня едва не стошнило.
Запоздало громыхнул гром. Жрецы уже внесли золотой гроб внутрь храма, следом за ними вошли шесть сыновей императора и восемь его дочерей, одетые в снежно-белые одежды. Жрецы в черном увели белых ящеров, благородные саганы выстроились в строгую очередь по титулам и степени родства с императорской семьей, чтобы в последний раз поклониться владыке. Солнце стояло в зените, жар и духота делали каждый вдох пыткой, обжигая легкие запахом смерти. Будто душа того, кто лежит в золотом гробу, накрыла площадь в последней отчаянной попытке вцепиться, остаться или удушить, сжечь этот мир за собою. Очередь тянулась бесконечно медленно, я думала, что это не кончится, что мы простоим тут всю свою жизнь и так и умрем в этой очереди.
Дом Богини – просто колонны и алтарь, в ее храмах не бывает крыш. Солнце палило тут так же безжалостно, как и на площади. Золотой гроб стоял в центре, на алтаре, за ним выстроились сыновья и дочери императора. Наследный принц стоял у самого изголовья гроба. В простой белой одежде, с непроницаемым лицом, руки сцеплены в замок, светлые волосы гладко зачесаны назад. Губы сжаты в одну линию, отсутствующий взгляд, прямая спина, безупречная выправка, не шелохнется даже.
Император. Я низко поклонилась ему, даже не взглянув на того, кто лежал в гробу, и последовала за мамой и бабушкой к выходу. Мы стояли в очереди одними из последних. На прощание допускали исключительно саган, не людей. Вскоре из храма вырвался мощный столб огня, ударил в небо. Земляных хоронили в земле, водяных – в море, пепел ветренников развеивали по ветру, ну а огненных сжигали, оставляя невесомый, невидимый глазу пепел.
Похороны владыки произвели на меня тяжелое впечатление. Весь следующий день я провалялась в кровати с жуткой головной болью, не вставая и не отзываясь даже на ругань бабушки, и еще много времени спустя мне чудился запах горящей человеческой плоти.
Через три дня после похорон назначили день коронации. Все говорили, что император должен срочно жениться, чтобы не оставлять Империю без наследника. И действительно, первый Бал невест был назначен на вечер после коронации. Нам принесли приглашение от императора. Я не удивилась. Это первый Бал невест, он ничего не значит. На него приглашают почти всех дев-саган подходящего возраста. На второй бал из сотни отберут десяток дев, возможно, чуть больше, и уже среди них Его Величество будет выбирать себе невесту. Но мама и бабушка так радовались, волновались, суетились с подготовкой, будто я уже была избрана в число этих десяти.