― А разбираться вообще станут?
― Зависит от того, нужен ли им груз.
― Тот груз, что ты вёз сюда из Кореи? И что это за груз? Разве это не байк? Выходит, груза у нас и нет. Косячки ― не в счёт.
― Будет лучше, если ты пока про груз ничего знать не будешь, ― бросил Хоаран и, миновав мост, остановился на обочине. ― Ты поведёшь дальше.
― Э?
Поздно. Хоаран распахнул дверцу и выбрался из салона. Пришлось поменяться с ним местами. Через минуту Джин уже выруливал на дорогу, а Хоаран с удобством устраивался в кресле пассажира.
― А сам чего?
― Подменю, если устанешь, ― прикрыв глаза, отозвался Хоаран и откинул голову на спинку.
― Не любишь водить машины?
― Мой стиль не подходит для обычного вождения.
― Почему?
― Какая разница? Просто рули и рассказывай что-нибудь.
Джин немного удивлённо покосился на спутника, удобно развалившегося на сидении с закрытыми глазами.
― И что рассказывать? Ты и так всё знаешь.
― Неа. Можешь рассказать, как впервые прищемил дверью палец в детстве. Или как подрался с соседским мальчишкой.
― Не было у меня никаких соседских мальчишек. Только мама.
― И как? ― Кажется, в голосе рыжего прозвучал неподдельный интерес.
― Что «как»?
― Ну… ― Хоаран немного помолчал. ― Как это было? На что похоже?
Джин крепче стиснул пальцами руль. Здорово просто. Как такое можно описать? Это же естественно, все это знают. То есть… Хоаран, конечно, нет, не знает. Поэтому и спросил? Или по иной причине? Но как можно объяснить ему, что такое «мать», и каково быть с ней рядом?
― Просто… Чёрт возьми, ты специально задаёшь такие сложные вопросы? Это как… когда рядом есть кто-то, кому ты веришь, кто всегда ждёт тебя, кто всегда попробует понять, научить, поддержать… У тебя совсем друзей не было, что ли? А мастер Бэк? Ну вот примерно то же самое.
― При чём тут наставник? ― вздохнул Хоаран. ― У меня нет права рассчитывать на что-то подобное с его стороны.
― Почему? Он же дорожит тобой.
― И что? Я просто его лучший ученик, но я ему никто. Я ему чужой. В любой момент может прогнать, если захочет. И мне придётся уйти. Все это знают. Ему и так пришлось много нелестного выслушать, когда он решил взять меня в ученики. И до сих пор приходится. По большому счёту, все считают это его блажью, которая в любой момент может пройти.
― Шутишь? ― с подозрением спросил Джин, припомнив свою встречу с Бэком и его беспокойство о Хоаране. ― И он мог бы усыновить тебя.
Хоаран отвернулся, и в салоне повисла тягучая мрачная тишина.
― Мог бы. Но не усыновил, ― тихо отозвался наконец Хоаран, но всё так же продолжал смотреть в окно. ― Значит, ему это не нужно. Мне ― тоже. Не волнуйся, я знаю своё место.
― Какое ещё место? Сам поговори с ним об этом.
― Чёрт, Джин, ты умеешь слушать? У меня нет на это права. Я просто его ученик ― и всё. Если бы наставник захотел… он сказал бы. Не говорит ― не хочет. Отстань и рули молча.
― Нет уж, я…
― Заткнись.
И вновь лишь шум мотора и ветра, и тишина. Джин закусил губу и в который раз покосился на Хоарана. Наверное, рыжего это всё-таки волновало. И, наверное, он сам постоянно задавался вопросом, почему мастер Бэк выбрал именно его.
Джин, в принципе, понимал, насколько Хоаран прав, потому что его происхождение действительно создавало ему лишние проблемы в нормальных кругах общества. Это только у байкеров и на улицах никого не заботило, из какой он семьи, зато заботило всех прочих. Быть может, по этой причине Хоаран и не рвался учиться, поскольку его бы потом всё равно спросили о семье, и, услыхав ответ, вежливо, но твёрдо посоветовали бы подыскать себе что-то иное, попроще. И Джина это бесило ― то, что кто-то мог оценивать рыжего не по его настоящим достоинствам, а всего лишь с позиции происхождения. И ему всё-таки хотелось бы, чтобы мастер Бэк назвал этого рыжего заразу сыном не просто так, а по-настоящему. А то отношения у них…
Любому дураку ясно, что Бэк и Хоаран могли бы быть семьёй, но оба же ведут себя с соблюдением всех этих идиотских формальностей! Танцы французских парламентёров по тонкому льду, чтоб их! Даже в прорубь проваливаются с исполнением всех церемониальных па. И ведь Хоаран в жизни рядом не стоял с дисциплиной и правилами, но с Бэком ― сама безупречность. Почти ― огрызается часто, конечно, но таки в рамках.
― Ты помнишь хоть что-нибудь? Хоть какие-нибудь детали из детства? ― тихо спросил Джин.
Хоаран коротко мотнул головой, отрицательно.
― Неужели совсем ничего?
― Мелодию. Но я её не помню.
― Эээ? Как это? Или помнишь, или не помнишь.
― Она мне снится. Иногда. Я точно знаю, что слышал её в детстве, но когда просыпаюсь, я уже не могу её вспомнить. Даже не знаю, песня это или просто музыка. Могу вспомнить только во сне.
― И только? Больше ничего? Лица? Голоса? Детали какие-нибудь? Ну хоть первое нормальное воспоминание есть?
― Нож. Хороший нож. На лезвии было немного ржавчины. Нашёл, когда пытался открыть устрицу. Наверное, мне было лет пять, не знаю. Это первое, что я помню отчётливо. До этого ― ничего. Я удовлетворил твоё любопытство? ― Мрачный взгляд искоса энтузиазма Джину не прибавил.
― Иногда мне не хочется знать о твоих воспоминаниях вообще ничего… ― пробормотал он.
― Тогда не задавай глупых вопросов. Наставник держит меня при себе, потому что я лучший. Это правильно. Либо ты лучший, и тебя все любят, либо ты не лучший и никто. Эта та реальность, в которой вырос я. Либо я побеждаю, либо побеждают меня ― других вариантов нет. Если ты не готов к бою каждую секунду ― ты просто труп. Всё просто и честно. Это ― мои воспоминания. И это ― моя жизнь, извини, другой я не знаю. И тебе не нужно ломать себе голову, размышляя об этом. Ничего сложного тут нет. И ничего загадочного. Таковы правила игры ― вот и всё. Я знаю, что могу и умею выбирать. Есть я и есть то, что вокруг. Я могу влиять на это и делать выбор, а влиять на меня и выбирать за меня не может никто. Я постоянен и неизменен, всё вокруг ― изменяющаяся формула.
«Забавно, что у тебя ― наоборот. Всё вокруг ― неизменно, зато ты сам ― постоянно меняющаяся формула», ― напомнил о своём существовании Тёмный.
Джин крепче сжал руль пальцами и стиснул зубы. Он промолчал, раз уж не испытывал желания спорить с Демоном.
«Кажется, я понял, почему ты с ним».
«Неужели?»
«Да, понял. Этот упрямый придурок сам по себе цельный и самодостаточный, контролирующий сам себя всегда и во всём, но постоянно ведущий внешние сражения. Ему нет нужды менять себя и подстраиваться под обстоятельства, он привык менять обстоятельства и всё вокруг под себя. Тот, кто знает и умеет лишь это. Да и зачем ему подстраиваться под внешний мир, если он всегда был одиноким? Ради кого ему было стараться? Он знал, что всё зависит лишь от него самого и привык полагаться лишь на себя. Есть он и есть те, кто против него. Поэтому он и ведёт внешние сражения ― это более чем естественно. Он похож на «око урагана». Покой внутри ― буря снаружи», ― весело закончил Тёмный.
«Не вижу ответа на мой вопрос».
«Потому что ты тоже умом не блещешь. Ты ― его полная противоположность. У тебя ведь было ради кого стараться, поэтому ты легко воспринимаешь перемены вокруг и подстраиваешься под них. Вокруг тебя всегда покой и полный штиль, зато внутри… Именно, ты постоянно ведёшь внутренние сражения. И внутренние сражения требуют больше сил и энергии. Этот вот Хоаран почти не тратит собственные силы ― затраты на внешние бои минимальны, зато ты тратишь их много и постоянно. И тебе необходимо, чтобы кто-то был рядом с тобой и восполнял твои потери за счёт… гм… чего-нибудь. Думаю, ты понял, за счёт чего именно, да? В общем, ты и он действительно даёте друг другу то, в чём больше всего нуждаетесь. Острый язык этого придурка мало кто в состоянии выдержать, а у тебя получается. Ты ведь даже не злишься на самом-то деле, тебе это даже нравится. И характер у него ни к чёрту, а ты же терпишь и в состоянии принимать его нрав таким, какой он есть. В ответ ты получаешь его же силы, за счёт которых восполняешь собственные. И в ответ он меняет твои эмоции ― их полярность. Мрачное на светлое. Гм, забавно всё-таки. Считай, что он для тебя ― генератор и трансформатор, а ты ― его амортизатор».