И не зря.
Воздух ему очень пригодился для резкого выдоха и удивлённого стона, когда Хоаран не жёстко, но и отнюдь не мягко вошёл в него. Он ухватился руками за плечи Хоарана, вцепился с силой так, что тот тоже не удержался от тихого шипения и остановился. Джин слегка дрожал, привыкая к необычному ощущению присутствия внутри себя чего-то нового. Хоаран же был напряжён, как струна.
Джин приник лицом к его плечу, прижался губами отчаянно, потом с трудом перевёл дыхание. И именно этот момент Хоаран выбрал, чтобы продолжить начатое.
Это оказалось совсем не так страшно, как представлялось поначалу. Джин даже успел уделить внимание плечу Хоарана поцелуем, после которого осталась отчётливая отметина на коже. Ему по-прежнему хотелось дотрагиваться до Хоарана — снова и снова. И он дотрагивался: проводил пальцами по груди, гладил плечи, ласкал шею…
Но внезапно ему стало не до этого, потому что движения внутри его тела изменились: не глубже и не сильнее, — просто совсем другие, волнующие и… Опять прижавшись лицом к плечу Хоарана, он едва сдерживал хриплые стоны, прерывисто и неровно дышал. Чувства приобретали кристальную чёткость и превращались из вихря в конкретные чистые определения: сладость, мука, истома, страсть, жажда, зной, упоение… и боль. Все вместе они становились чем-то неуправляемым и бешеным, изгоняли всё, что их не касалось, и каждое из этих чувств стремилось занять первое место. Невольно Джин протянул руку, чтобы прикоснуться к собственному доказательству нарастающего возбуждения — и его пальцы встретились с пальцами Хоарана. Они переплелись, дразня затвердевшую плоть. Джин торопился, а Хоаран ему мешал, замедляя темп. Наверняка Хоаран знал, что делал, но вот прямо сейчас Джин хотел послать его к чёрту, потому что выдерживать дальше ослепительный фейерверк перед закрытыми глазами становилось просто невозможно.
Оказалось, что возможно. И Джин просто откинулся на подушку, предоставив всё Хоарану. И когда его чувства достигли той степени яркости, что высекала слёзы из глаз, всё случилось сразу: вспышка внутри и высвобождение снаружи. Куда-то подевались слух, зрение и отказали все прочие органы чувств, в голове не осталось и подобия мысли, лишь дыхание с хрипом вырывалось из груди да бешено бросалось на рёбра сердце, словно собравшись пробить путь на волю. Джин даже не заметил, как рядом с ним вытянулся на простынях Хоаран — в таком же состоянии.
Относительно придя в себя спустя некоторое время, Джин медленно повернул голову, разглядывая Хоарана. Тот тихо лежал на спине и уже дышал почти ровно, потом медленно сел на кровати и смахнул пот со лба.
У Джина стены закачались перед глазами, когда он попытался сесть. Хоаран заявил что-то по поводу алкоголиков и пьяниц, но Джину было всё равно. Его куда-то тащили, окунали в воду, тёрли полотенцем или просто мучили — неважно. В голове царил полный вакуум, и его это полностью устраивало.
Затем наступило блаженное спокойствие: шёлк под спиной, мягкое под головой и тёплое рядом. К тёплому он охотно перебрался ближе, уткнулся носом в горячую кожу и вдохнул знакомый запах: похоже на пшеницу, смешанную с чем-то горячим и терпким. И, наверное, он забыл нечто существенное, но сейчас ему хотелось забывать.
Хоаран скосил глаза на Джина и вздохнул. Он уже который раз прокручивал в голове те слова, произнесённые так быстро, словно Джин боялся не успеть выговорить их. Почему он рассказал врагу то, что не всякому другу поведать можно? Почему поверил? Эти вопросы до сих пор не давали Хоарану покоя.
“Просто пообещай, что я забуду. Хотя бы на время”.
Джин спал, положив голову ему на плечо. И слабо улыбался во сне.
— Ты ведь забыл? — пробормотал Хоаран, откинув со лба спящего ещё влажную тёмную прядь.
“И не вспоминай об этом никогда”.
— Я попробую.
И “Remy Martin”.
— Чёрт… — вспомнив о коньяке, Хоаран досадливо поморщился. Но ведь он дал слово. — Чёрт!
Если раздобыть бутылку быстро, то Джин не успеет проснуться. После такого-то количества виски, что он вылакал… Метнуться за бутылкой, оставить на столе и тихо смыться. А вот поспать на шёлковых простынях так и не довелось — обидно. Может, просто стащить одну? Нет уж, к чёрту!
Хоаран неохотно встал, осторожно устроив голову Джина на подушке, сходил в ванную за брюками, обулся и поискал жилет. Тут ждал облом: Джин вцепился в замшу так, что чёрта с два отберёшь. Ну и ладно.
Хоаран прихватил защитные очки и бесшумно прикрыл за собой дверь.
ВЕТЕР
Он проснулся ещё затемно. Наверное, от холода. Приоткрыв на миг глаза и убедившись, что рассвет не наступил, зажмурился и попытался сообразить, почему это он замёрз?
Под ним скомкались шёлковые простыни, голова, похоже, на подушке, а одеяло… Одеяла не было. Беспокойный сон?
Прикрыв ладонью глаза, перевернулся на спину — и едва смог сдержать стон, порождённый, казалось бы, обычным лёгким движением. Тело жалобно ныло, словно после долгой изматывающей тренировки, местами содрана кожа — по крайней мере, ощущения такие же. И эта кожа предательски отзывалась на каждое дуновение ветра… возбуждением?
Он отвёл ладонь от глаз и приподнял голову. Ну ещё бы, окно распахнуто настежь, ветерок едва заметно колыхал тяжёлую бархатную занавесь и пробирался в спальню.
С трудом он вновь перевернулся на живот и уткнулся лицом в… Он изумлённо стянул с подушки до боли знакомый предмет одежды, которому полагалось красоваться на одном наглом, упёртом, заносчивом…
Стоп!
Он прикрыл глаза и напряг память. Вечерняя прогулка, странная встреча, потом… бар? Или ресторан? Или ночной клуб? Куда же его потащил этот… этот… Неважно, но куда-то потащил, а он согласился, как последний идиот. Хотя нет! Сначала он отказался, но весёлый голос был столь убедителен, что противостоять ему… Всё-таки он согласился.
Обманывать себя приятно, но иногда… На самом деле он и хотел согласиться. Слишком заманчиво: без повода для драки, просто побыть вместе с ним и узнать получше. Хотя и это ложь. Определяло всё только желание побыть вместе с ним, побыть таким же, как он, почувствовать свободу и вкус жизни, думать только о “сегодня”.
Что последовало за согласием, он не помнил. Вообще ничего. Провал. И не помнил, как оказался дома, в собственной постели, не помнил, почему так вымотался, откуда ссадины на теле и почему у него всё болело — абсолютно всё, везде, словно его всю ночь…
Проклятие! А ведь это походило на правду! Неужели…
Он с глухим стоном уткнулся лицом в подушку и тут же учуял особенный запах, исходивший от того самого предмета одежды, навеявшего воспоминания. И только теперь он понял, что этим запахом, как видно, пропиталась вся его спальня. Терпкие нотки, разлившиеся в воздухе, буквально преследовали его, вызывая мелкую дрожь, слабое покалывание в кончиках пальцев, приятную истому в мышцах. Хотелось расслабленно вытянуться на кровати, прикрыть глаза и ни о чём не думать, только чувствовать. Морок какой-то!
Он раздражённо сел и огляделся в поисках одежды. Своей одежды, потому что на нём вообще ничего… Как на зло, под рукой осталась лишь замша тонкой выделки, пропитанная невыносимым запахом.
Проклятие! Но должен же он был раздеться, в конце-то концов! Вряд ли он явился домой прямо так — в чём мать родила. Тогда куда подевалась одежда?
Он, обернув бёдра простынёй, заглянул под кровать, сполз на пол, побродил по комнате, обошёл вокруг кресел — ничего. Добрался до столика и щёлкнул зажигалкой у фитиля лампы для масла. Сандаловый аромат неторопливо поплыл по комнате. Затем он сдвинул в сторону створку стенного шкафа — строгие костюмы на вешалках. Не то!
Может быть, в ванной? Он включил свет и заглянул внутрь. Но и там одежды не оказалось, зато ковёр жизнерадостно хлюпал на каждом шагу.