До недавнего времени всё казалось таким простым и понятным, он оценивал противника только с позиции “достойно-недостойно”, и этого было вполне достаточно. Теперь же всё изменилось.
Он перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
Сожаления? Нет, всё-таки сожалений он не испытывал, как и разочарования, хотя поначалу… Да, имело место и такое. Впрочем, он быстро разобрался в себе и выяснил, что разочаровал его отнюдь не Джин — разочаровали собственные действия в отношении всё того же Джина. Коль уж говорить напрямик, то он никогда не думал, что приобретённый некогда опыт ему пригодится, но дело опять же не в этом, а в Джине.
И в нём самом.
Он всё ещё желал всем сердцем победить, превзойти Джина в бою. И это случится, обязательно случится. Не потому, что тот слабее, а потому, что он сам станет сильнее, ещё сильнее, потому что сейчас это его единственная мечта, а он привык осуществлять свои мечты — любой ценой, ломать волей все преграды на пути, достигать вершин. Может быть, он просто не умел иначе? Кто знает…
Вцепился пальцами в подушку и закусил губу.
Даже самому интересно, почему он подпустил Джина так близко к себе? Только из-за его искренности? Или из-за немыслимого доверия, которым Джин его одарил вдруг ни с того ни с сего?
Возможно, но и это не всё.
Он задумался в поисках ответа. Чётко мыслить и избегать лишних рассуждений — к этому он привык давно. Вот только эмоции прежде не занимали столько места, как сейчас. Хотя это ложь: он чувствовал всегда горячо и сильно, но умело управлял своими чувствами, обращая их себе на пользу.
Только не в этот раз.
Вот и любопытно на самом деле, как могло называться то, что он испытывал по отношению к Джину? Дружба? Может быть, почему бы и нет? Всё-таки их многое связывало, и связей этих становилось всё больше и больше. Но могло ли одно это слово отразить всю глубину и многогранность их отношений? Вряд ли.
Как бы там ни было, но ему на ум приходило только это слово — и никакое другое. И нет, дело вовсе не в том, что он якобы боялся произнести слово “любовь”. Не боялся, просто так сложилось, что он не мог употребить это слово по отношению к себе, а почему… это не так уж и важно.
Помнится, после той ночи они с Джином встретились вновь. Случайно, действительно случайно. Хоаран с лёгкостью мог воскресить в памяти ту радость, которую испытал при встрече с Джином — он рассчитывал на бой. Вместо поединка опять получилось чёрт знает что: плутание по улицам, пробный заезд на гонках, неожиданная радость Джина по поводу выигрыша Хоарана, снова роскошный особняк и ещё…
В отель он вернулся только на рассвете, твёрдо пообещав себе, что это был последний раз.
Ну да, как же…
Джин заявился на официальное открытие гонок, и это никоим образом на случайность не смахивало. Он ещё и признался честно, что специально пришёл. Хотя, с другой стороны, он ни на что не намекал, ни о чём не просил, не напоминал, но…
Но всё опять закончилось там же, где и началось, а Хоаран встретил рассвет на пути в отель.
И его не столько удивляли визиты Джина, сколько собственные поступки. Почему он не пытался избежать встреч? Думается, если бы он пару раз сказался занятым, Джин без труда бы понял намёк. Или… Вообще-то он хотел так сделать, но что-то его остановило в последний момент, что-то…
Хоаран в очередной раз перевернулся, покрутился на кровати и улёгся на спину, закинув руки за голову. Прикрыв глаза, он продолжал размышлять, для этого имелась веская причина: дальше так не могло продолжаться, следовало что-то решать. Турнир ещё, грядущий поединок, от которого он не отказался бы даже под страхом немедленной смерти.
Почему? Почему он не послал Джина к чёрту ещё тогда? А ведь мог — и ничего этого бы не случилось, в конце концов, они друг другу не просто никто, а ещё и соперники.
Почему же?
Сегодня он просто ушёл, ушёл раньше, чем обычно, потому что Джин вёл себя не так, как прежде: старался выдерживать дистанцию, казался мрачным и отстранённым. Его право, Хоаран не намеревался кому-либо навязываться, хотя, пожалуй, его это не то чтобы расстроило, но слегка озадачило. Ведь, если подумать, то именно Джин тот, с кого всё началось.
Или нет?
— Чёрт! — Он резко сел и устремил мрачный взгляд на приоткрытое окно.
Когда-то он сам выбрал себе противника, придирчиво выбрал, и теперь этот противник… Надломленность, обречённость, доверие — всё то, чего никогда не было у него.
Хоарана предавали столько, сколько он себя помнил, и уже ничто не могло сломить его, человека, привыкшего полагаться лишь на себя.
Всю жизнь он оставался один, всегда один среди таких же одиночек, и обречённость потеряла всякий смысл: или ты идёшь вперёд, или умираешь под ногами тех, кто ещё в силах идти.
Доверие, кому оно нужно там, где правят власть и сила? Доверять самому? Может, он и ненормальный, но отнюдь не дурак. Доверие на улицах всегда оборачивалось ударом ножа в спину.
И вот так, внезапно, встретить полную свою противоположность, испытать на себе то, что казалось чужим и странным…
2. Макото *
Не увидишь — не поймёшь,
Не поверишь — не найдёшь
Пути к своей душе, попавшей в плен.
Люди верят, боги спят.
Время дарит новый взгляд
На старый мир кривых зеркал и стен. *
— Ты бы гонял осторожнее, — проворчал бармен, поставив стакан минеральной воды перед рыжим парнем в прочной кожаной одежде.
— Я не гоняю, — обаятельно улыбнулся тот. — Я летаю.
— Тоже мне, птица, — фыркнул мужчина за стойкой. — Я вот летал в своё время и долетался, видишь?
Пожилой японец выразительно поклацал по полу стальной скобкой ножного протеза.
— Хреново летал, — невозмутимо ответил Хоаран, откинув рыжие волосы со лба, и улыбнулся вновь. Вот только обидно почему-то от этой улыбки не становилось.
— Ну и чёрт с тобой, потом попомнишь мои слова, — беззлобно ругнулся бармен.
— Посмотрим, — допив воду, отозвался Хоаран. Он соскользнул с высокого табурета, повернулся и замер, едва не налетев на Джина. — Какого…
— Я тоже рад тебя видеть, — церемонно произнёс Джин. Выглядел он слегка невыспавшимся, и Хоаран придержал вертевшуюся на языке колкость, но тут же передумал — не в его привычках жалеть других.
— Тоже? А кто-то тут рад тебя видеть?
На лице соперника не дрогнул ни один мускул, но черты застыли, на миг превратившись в маску. Хоаран мысленно чертыхнулся, но раскаяния не испытал. Конечно, он с самой первой их встречи знал, что Джин не остёр на язык, но для него это не служило ни оправданием, ни смягчающим обстоятельством. Либо ты можешь постоять за себя, либо умеешь держать удар. Не способен ни на первое, ни на второе — это только твои проблемы. Кроме того, этот парень сам себя порой мучил так, как Хоаран и при всём желании бы не смог. Ничего, выдержит.
— На кой чёрт заявился? — спросил Хоаран на ходу, плечом задел Джина и направился к двери. Если Джин думал, что он обернётся, то крупно ошибался. Зачем оборачиваться, если шаги Джина прекрасно слышны за спиной?
В молчании Хоаран добрался до байка, устроился за рулём и соизволил-таки удостоить соперника взглядом.
— Пришёл просто на меня полюбоваться или всё же что-нибудь скажешь? Или я настолько эффектен сегодня, что ты язык проглотил?
Надо же, слегка вздрогнул и уставился куда-то в сторону — шпилька попала в цель? Внезапно Джин устроился за его спиной и крепко обхватил за пояс руками.
— Прокатишь?
Попытка поддеть? Слабовато что-то.
— А не ты ли говорил, что мне водить нельзя?
— Ну, может, я хочу дать тебе второй шанс.
— Вон оно что! Ну как скажешь… — И Хоаран рванул с места, намереваясь выжать из байка всё. Он свернул на гоночный трек, помчался по прямой, доводя скорость до предела. Глупо, конечно, без шлема это то ещё удовольствие, ну да ничего, не впервой. Хватка на поясе стала крепче, и он слабо улыбнулся, а на втором круге Джин уже буквально прилип к его спине. Он даже чувствовал горячее дыхание на шее, хоть и казалось, что такое в подобных условиях невозможно.