А вокруг всего этого – пустое пространство, белые стены, белый потолок, черный пол. Она бы свихнулась, наверное, живи она в таком, какой дурак придумал! Правда, Вьевилль с кривой усмешкой пояснил, что это он просто ещё не успел здесь толком обжиться, поэтому так пусто.
И в одном из углов этого пространства – здоровенная кровать, возле неё шкаф и вешалка для одежды – кронштейн на колесиках. И всё!
Ой нет, не всё. Внешняя стена оказалась не стеной как таковой, за ней был балкон. Застеклённый, с невероятным видом на старую часть города, всё как на ладони. И королевский дворец, в котором жили предки, а сейчас музей, и старые колокольни, и мосты через реку, и университет на острове, и башни магической академии… Впрочем, это они уже по ночной подсветке гадали, что и где, надо будет по свету посмотреть.
Шорох, лёгкое поскрипывание пола, а затем – характерные звуки загребания лапой в лотке. Кот Анриетты проснулся. Вчера, когда он был доставлен в это невероятное жилище, то очень страдал, потому что не мог найти укромного угла – у Анриетты такого добра достаточно. Потом нашёл тот угол в кухне, между стеной и холодильником, и сидел там, не реагируя даже на еду в миске. Катрин с Рыжим ходили в душ, немного лежали на кровати, потом им привезли еды и Рыжий утащил коробочки на балкон, и уже туда в конце концов кот к ним вышел.
На балконе стоял диван. Хороший мягкий диван, и возле него столик. На этот диван они забрались с ногами, а потом Рыжий поймал кота, сделал ему строгое внушение, что нечего отбиваться от коллектива, и тоже посадил его на диван, с другой стороны от себя. И они сидели так довольно долго – ели черешню, пили вино, смотрели на город. Почти не разговаривали, потому что устали оба – не передать. Иногда только говорили друг другу что-нибудь хорошее. О том, какая она красивая, или какой он вдохновляющий. И Катрин даже не вспомнила, что вообще-то хотела спросить – что это было? Он не хотел узнавать её в офисе по какой-то веской причине или просто так?
Тяжёлое тело рядом заворочалось, в её шею ткнулся нос.
- Фиалочка… Хорошо, что ты мне не приснилась, а я-то уже думал, что всё не по правде…
- По правде, - она повернулась к нему и улыбнулась.
Как легко, оказывается, ему улыбаться!
Кот снова где-то что-то поскрёб и громко мявкнул – хорошим таким басом. Катрин вспомнила – у Анриетты этот кот то и дело командовал остальными, его побаивались. Наверное, поэтому она и поспешила его отдать – чтобы её нервных кошек не травмировал. Кажется, кто-то и здесь будет командовать. То есть, попытается.
Рыжий поднялся с постели и, не утруждая себя надеванием чего-либо, пошёл посмотреть – что там. О чём-то строго говорил с котом, кот снова мявкал, но уже как-то не так уверенно. Потом что-то куда-то лилось и сыпалось, и снова Рыжий что-то внушал коту… а потом как-то без перехода она ощутила запах арро, божественный, невероятный запах. Пришлось открыть глаза.
Он держал чашечку перед её носом, а в чашечке, судя по всему, было самое то, что надо.
- Хочешь?
- Хочу. Спасибо, - она проморгалась, села и взяла у него чашку.
Он принёс себе ещё одну, сел рядом – так и пили. Молча, просто чёрный, без ничего. Касаясь друг друга плечами и локтями. И кто бы подумал, что так может быть хорошо?
Рыжий унёс чашки и вернулся. И спросил:
- А где подвох, Фиалочка? Я, конечно, рано или поздно сам до него докопаюсь, но, может быть, ты побережёшь наши усилия и сама расскажешь?
- Подвох? – не поняла она.
- Ну да. Понимаешь, ты как-то очень уж удачно появилась на этом месте, там же брать было некого, кроме тебя. Я просто не могу не подозревать двойного дна или чего-то в этом роде. Дядюшка почти не у дел, я только появился и ещё, откровенно говоря, не во всё въехал, во что надо бы. И тут ты. Слишком прекрасная для того, чтобы без подвоха.
Вообще… он узнает, конечно, информация не секретная. Значит, лучше от неё, чем от своей службы безопасности.
- Наверное, подвох в том, кто мой отец, - пожала она плечами.
- И кто же он? Я не слышал ни о ком с такой фамилией.
- Ещё бы, это фамилия моей покойной матушки. И она под ней даже была весьма известна – но давно, до брака с отцом. Уж наверное тебе тридцать лет назад не было дела до звёзд столичного балета.