Увидев Дэвида, она горестно вскрикнула:
– Только не говори, что ты уже вернулся! Какой ужас! Рональд, мог бы и предупредить, между прочим! – заметила она, когда вошел кузен Рональд.
Кузен Рональд принес листок бумаги – Дэвид узнал расписание каникул, которое прислали из школы прошлой осенью.
– Да я сам в шоке! – возразил он. – Но тут, похоже, действительно написано «двадцатое».
– А ты говорил, что двадцать восьмого! – негодующе произнесла Астрид.
Тут появилась тетя Дот, уткнувшаяся носом в раскрытый ежедневник. Дэвид отошел подальше, на другой конец комнаты.
– Рональд, – сказала тетя Дот, – у меня тут черным по белому написано, что занятия кончаются двадцать восьмого. Почему меня ввели в заблуждение?
– Ах, этот Рональд, вечно он все перепутает! – сказала Астрид. – Если мы из-за этого не поедем в Скарборо, я прямо не знаю, что сделаю. Вот, у меня снова начинается мигрень, я это чувствую!
Дэвиду не хотелось слушать про мигрень Астрид, поэтому он украдкой покрутил радио, стоящее на буфете. Ему повезло. Голос диктора сказал:
– А теперь о крикете. В третьем тестовом матче[2] Англия…
– Дэвид! – прикрикнула тетя Дот. – Тут люди разговаривают. Выключи немедленно.
Дэвид вздохнул, повернул ручку и выключил спортивные новости. Но в это время кузен Рональд бросился в его сторону, раздраженно бубня:
– А я вам говорю, понятия не имею, как так вышло!
И снова врубил радио.
– Пять калиток за четырнадцать ранов! – сообщило радио.
– Тише! – сурово потребовал кузен Рональд. – Мне надо знать, как наши играют с австралийцами.
К тайному негодованию Дэвида, никто и слова не сказал. Все немедленно умолкли, и радио принялось рассказывать, что Англия набрала сто двенадцать ранов и потеряла восемь калиток, когда игру пришлось прервать из-за дождя. Тут приплелся дядя Бернард, весь такой разбитый оттого, что Дэвид вернулся домой, а миссис Терск принесла на подносе жирный коричневый суп. Все сели и стали есть. На вкус суп был жирный и коричневый.
Дэвид вел себя очень тихо и тщательно следил за своими манерами. Ему не хотелось, чтобы тетя Дот обратила внимание на его одежду, и не хотелось, чтобы дядя Бернард вообще обратил на него внимание. Поначалу ему везло. Дядя Бернард с Астрид затеяли обычное состязание: кто тут самый больной. Начал дядя Бернард. Он слабым, еле слышным голосом спросил у Астрид, как она себя чувствует.
– Ах, папочка, не так уж плохо, – мужественно ответила она. – Вот только мигрень к вечеру разыгралась. А вы как?
– Ну, я никогда не жалуюсь, – заявил дядя Бернард, хотя это была неправда, – но надо признаться, что прострел меня сегодня совсем замучил. Но, конечно, хуже всего то, что в груди болит и трепыхается.
– Да-а, у меня тоже в груди трепыхается! – подхватила Астрид. – Доктор Райдер дал мне от этого какие-то таблетки, но они совершенно не помогают! С самого обеда так и трепыхается! А дыхание у вас перехватывает? Я буквально дышать не могу!
– Ох, да я вообще еле дышу, – проговорил дядя Бернард тихо и скорбно. – У меня же легкие никудышные уже много лет.
– Да-да, и у меня тоже! – воскликнула Астрид, не желая уступать.
К этому времени Дэвид начислил Астрид четыре очка, а дяде Бернарду – три, плюс одно бонусное, за то, что он никогда не жалуется. Дэвид надеялся, что Астрид в кои-то веки одержит победу.
– Просто не представляю, как я дотяну до конца лета! – заметила Астрид. Дэвид начислил ей еще пол-очка. – Вот эти стреляющие боли в плечах все усиливаются и усиливаются.
Еще очко. Астрид набрала уже пять с половиной…
– Тем более, – капризно сказала она, – что теперь мы, видно, в Скарборо не едем.
Тут она посмотрела на Дэвида. Дэвид испугался, что дядя Бернард все же обратит на него внимание, и принялся беззвучно доедать суп, жалея, что дал Астрид те лишние пол-очка. Но дядя Бернард рвался к победе, и ему пока что было не до Дэвида.
– Ах, милочка, – сказал он, – лично я с самого начала был против того, чтобы ты ехала в Скарборо. Ты не выдержишь этого путешествия.
Это принесло еще одно бонусное очко.
– Что касается меня, – продолжал дядя Бернард, – меня можно сколько угодно возить в Скарборо, мне это не поможет. Мне не поможет, даже если я там насовсем поселюсь. Нет-нет, я предпочитаю коротать свои дни тут, в Иггдреле, – мне уж и так немного осталось.
2