Он собирался уходить.
Я забрала чайник и ткань и поспешила к дивану. Ро прижимал шарф ко лбу.
— Кровь все еще течет, — прошептал он.
— Да, — сказала я, промачивая полотенце теплой водой. Я убрала его руку и протерла окровавленный лоб. Реки к морям, повезло, что маска не задела его глаз. Я подумала об Арлене с его повязкой. А потом взяла себя в руки, протирала порез на его Глове, вспомнила другую картинку Арлена — его лицо в крови от того, как он не рассчитал ныряние к Коричневому дну, и от этого под его правым глазом остался шрам. У него тоже была открытая рана, и им пришлось замотать половину его лица бинтами, а еще…
— Ро, — сказала я. — Думаю, нужно зашивать.
— Неудобно.
— Может… я могу кого-то позвать? Неподалеку есть целитель?
Сверху заскрипели половицы от двух пар ног. Джемма проснулась. По дереву скрипнул сундук.
— Неподалеку — нет. И все на Первом огне, — он поерзал и коснулся опухлого лба. — Все хорошо, куколка. Я буду в порядке…
— Не зови меня так, — я резко вдохнула. Кровь все текла из пореза. Я убрала его руку к его колену. — Не трогай. Я вернусь.
Я побежала по лестнице. Лиль спускался с сундуком Джеммы в руках. Я бросилась в свою комнату. Все лежало, как я его бросила. Пол у столика все еще был в моих волосах. Швейный набор лежал на сундуке. Я схватила его и открыла, заметила бутылку бренди, что дали нам Тоссенты. Она утяжеляла сундук, я обхватила ее и убежала в коридор.
Рядом с Ро я плеснула бренди на ткань.
— А, бренди, — сказал он. — Всегда путает мысли.
— Тихо, — сказала я и прижала ткань к его лбу. Я не совсем понимала, что делала, и его глупые шутки были неуместны. Я протирала его рану. Он вздрогнул.
— Огонь факела! — воскликнул он, потянувшись к бутылке. — Большие зубы крокодила в огне, как же больно, — он открыл бутылку и сделал большой глоток.
— Замри, — я промыла порез, радуясь, что беспечность еще кружила во мне. Я бы не набралась смелости попробовать это, будучи трезвой. Я взяла аптечку и выбрала самую хорошую иглу.
— Ты уже это делала?
— Конечно, нет, — рявкнула я. Я вставила нить. Он крутил бутылку, сделал еще глоток. Я склонилась, глядя на рану, пытаясь понять, откуда начать.
— У тебя красивая шея, — сказал он. — Очень тонкая. И без волос теперь…
— Ложись, — сказала я, забрала у него бутылку и поставила на пол.
Он вздохнул и прижал голову к подушке. Я поднесла иглу к его лбу, сжав нижнюю губу зубами. Я прижала другую руку к его щеке. Не выжидая больше ни секунды, я прижала иглу к его коже.
Я ощутила, как он напрягся под моей рукой, но он молчал. Я не посмела перевести взгляд от работы и увидеть его лицо, я начала, и останавливаться нельзя было. Я осторожно потянула, пытаясь соединить края раны, сделала еще стежок.
«Ткань, — яростно думала я. — Порез на тунике. Порвался шов», — я вытянула нить и сделала новый стежок.
— Я слышу это, — сказал он. — Это ужасно.
— Твои слова не помогут, — сказала я с дрожью. — Тихо.
Я была рада, что каждый стежок закрывал порез все плотнее. Кровь вытекала из раны, и я вытерла ее тканью. Он смог схватить бутылку бренди и поднесли ко рту. Я сделала еще два стежка.
— Думаю, ты хочешь объяснения, — сказал он. — Насчет слов Лиля.
Да, но это могло подождать.
— Сейчас я хочу, чтобы ты замер.
Дверь дома открылась, Лиль ворвался по лестнице, гремя на весь дом. Я слышала, как он пошел в мою комнату.
— Гиди Акацали, — сказал Ро, и я замерла, решив, что он в бреду.
— Что?
— Алькоранец, управлявший заводом, когда мы с Элои там работали. Который никогда не выключал печь. Гиди Акацали, — он рассмеялся. — Странные у них имена, да? Произносить неудобно. Хотя, мне ли говорить, — он рассмеялся снова, сделал еще глоток. Я забрала бутылку и отодвинула ее подальше.
— Потише, — сказала я. — И замри.
Он меня словно не слышал.
— У меня был день выходного после того, как Элои зажарился, как картошка, — я поняла, что разговор отвлекает его от моей работы. — Почтальону больше не дали бы. Я вернулся на работу, и мне нужно было передать письмо от Акацали другому управляющему. И там был отчет о случае. Несчастном случае, — он рассмеялся, и я затянула стежок слишком сильно.
— Замри, — сказала я, прижав ладонь к его груди. Он опустил сверху ладони, словно читал мне стихотворения, а не худшие воспоминания.
— Я это помню точно. Там говорилось: «Несчастный случай: взрыв в печи. Рабочий списан. Требуется новый рабочий, можно и без опыта. Г. Акацали». Он вручил мне это у двери домны. Я стоял там, у печи, где умер Элои, читал этот пергамент. Я не мог в это поверить — это был не взрыв! Он включил печь, пока мой брат был там, заливал железо в формы! Акацали злился. Он смотрел на меня. Просил идти. Он не узнал меня, Мона. Он не узнавал то же лицо, что было у безымянного рабочего, которого он убил за два дня до этого. Он не знал, кто умер в тот тень. Кто-то. Подумаешь. И я толкнул его в грудь, — он рассмеялся снова. — Это был несчастный случай! Я толкнул его в железные отходы, что вытекали за ним!