Я вдохнула, кулаки дрожали по бокам. Он смотрел на меня так, словно я отрастила рога или еще несколько голов, что-то еще отвратительное. И я поняла, как его лицо отличалось от его брата — даже когда Лиль был подавлен, его лицо было замкнуто, он почти стыдился. На лице Ро все было видно, оно выдавало все его мысли. Эта открытость пугала. Я снова пожелала, чтобы он скрывал эмоции лучше. Я впилась в коротковатую юбку платья.
— Ты доставишь меня в Сьеру, — сказала я. — Ты будешь обращаться ко мне по титулу. Ты будешь держать шутки при себе. И ты будешь вести себя так, словно будущее восточного мира зависит от твоих действий, потому что так и есть. Это ясно?
Он продолжал смотреть, пальцы сжимали колени.
— Это ясно? — снова сказала я.
— Да, леди королева, — сказал он.
— Благодарю, — я отошла на шаг и махнула в сторону двери. — Прошу.
Он медленно выпрямился. Он замер, на ужасный миг изображение раненых серых глаз Доннела Бурке вспыхнуло перед моими глазами, но он попятился без слов. Он прошел к двери, повернул ручку и пропал в коридоре, как лунатик. Дверь щелкнула.
Только тогда я позволила себе прижать ладони к лицу и рухнуть на колени на твердый пол. Дыхание вырывалось с хрипом, глаза слезились. Я надеялась, что возвращение Ро на место принесет мне ясность и облегчение. Но я еще никогда себя так гадко не чувствовала.
«Что случилось? Разбила его сердце?».
Я снова охнула.
«Оставь меня в покое, Мэй».
Мэй не понимала. И Ро не понимал, наверное. Они не могли осознать, что их безобидные заигрывания влияли не на нескольких людей. Я знала, как это им казалось. Для них я была строгой, бесчувственной… как лед.
Они не видели, не понимали, что это не только я. Я была тысячами других людей, из-за этого все мои действия становились рябью, как от камня, упавшего в озеро, создающего зримые и незримые последствия. Так всегда было и будет.
«Ты — страна».
Я убрала руки от лица, скрестила на груди, склонила голову. Так всегда было… но никогда не было так больно. Великий Свет, как бы я хотела стать ледяным камнем, каким меня все считали. Как было бы проще ничего не ощущать.
Половицы скрипнули в коридоре. Без стука или зова моя дверь приоткрылась. Я не успела встать или вытереть глаза. Я подняла голову, но на пороге был не Ро.
— Никто не запер мою дверь, — сказала тихо Джемма.
Я не могла ответить, понимая, что она, конечно, слышала все из-за стенки, что разделяла комнаты. Тихо и медленно она прошла в комнату и закрыла дверь за собой. Она пересекла комнату и опустилась на колени передо мной.
У меня не было ни эмоциональных, ни физических сил, чтобы прогнать ее за дверь. Я посмотрела в ее глаза, не могла придумать, что сказать. Она полезла в карман коричневого платья и вытащила платок, сложенный аккуратным квадратиком. Она вложила его в мои руки.
— Ты знала, — тихо сказала она, — что, когда я согласилась выйти за Селено, цена на кукурузную муку в Алькоро подскочила почти на триста процентов?
Я моргала сквозь слезы, борясь с вязким весом стыда в голове, чтобы определить, при чем тут это
— У нас есть маленькие пирожные, что мы готовим для особых случаев, может, ты о них слышала, — продолжила она. — Кукурузные пирожные в меде и с вареньем папайи. Когда мой народ узнал, что Седьмой король помолвлен, они поспешили пополнить запасы кукурузной муки, чтобы испечь эти пирожные. Но это было прошлой весной, в магазинах уже было мало кукурузы. Они забрали оставшееся. Цены выросли. Бедные люди, которым требовалась мука, вдруг не смогли ее позволить. Возросли кражи. Тем летом поля опустошали раньше, чем кукуруза дозрела. Телеги с кукурузой обворовывали, — она вытянула левую руку. — И все из-за моей помолвки.
Я посмотрела на ее кольцо, белый кристалл с множеством граней, слишком большое для ее пальца. Я посмотрела на нее, мои запутанные эмоции подавило осознание.
Ро не понимал.
Мэй не понимала.
Никто не понял бы.
А Джемма… поняла.
Я посмотрела на платок в руках. Наверное, он был из ее сундука — края были расшиты цветами замени Сиприяна, лиловый с золотом.
— Я чуть не начала гражданскую войну, — сказала я.
Она не давила на меня. Она сложила руки на коленях и молчала. Я закрыла глаза.
— Наверное, первая любовь всех путает, — сказала я. — Но после лет формальностей и дипломатии это потрясло. Я не знала, каково это, когда любят эмоционально. Только мой отец проявлял ко мне тепло, но он умер, когда мне было восемь. После этого мама знала, что времени ей осталось мало. Она вложила меня все для правления, не обращала внимания на моего брата Кольма, оставив его с книгами. Оставила Арлена няне. Все ради меня на троне. А потом она умерла, и все продолжилось троном, начавшись с моей коронации. А, когда мне исполнилось пятнадцать, я встретила Доннела, племянника одного из моих советников. Он был очаровательным, красивым, говорил мне то, чего еще никто не говорил. Что я милая, красивая, что я — для него. Я не могла думать, что учения мамы были важнее, чем те ощущения, что он во мне вызывал.