Воспоминания вновь набежали и мрачными тучами сгустились вокруг, отбрасывая на мысли черные тени.
После того как, увидев Ксая в бездонной темноте, я откликнулась и пошла за ним по серебристой, под цвет вспыхивающих в глазах арэйна искр, дороге, я провалялась в бреду около недели. Потому не заметила нашей поездки к знакомому Ксая и, даже очутившись в мягкой постели, долго не возвращалась в сознание. Непонятные, обрывочные видения затопляли разум, пока я наконец не очнулась. Ксай уже ушел – от него остался лишь подаренный им кристалл связи, висевший у меня на шее. Кристалл связи и моя жизнь. Однако вначале я не оценила данный мне второй шанс. Разбитая, совершенно опустошенная после всего произошедшего не только эмоционально, но и лишившись привычной с рождения огненной стихии, я зарыдала. Целыми днями, несмотря на дикую слабость и невозможность толком пошевелиться, я лежала на боку, свернувшись клубком, и горько, безутешно рыдала, не в силах прекратить истерику. Огонь, прекрасный, восхитительный Огонь, согревавший душу, покинул меня! Как дальше жить? Как жить, потеряв частицу себя? Как жить, если меня предали, мною пожертвовали ради своей цели? Пожертвовали без капли сожалений, без единого сомнения. Те арэйны, с которыми на протяжении многих дней мы путешествовали вместе, ели общую пищу, разговаривали, вместе выбирались из переделок. Казалось, Тилар стал моим другом, а Гихес… несмотря на его грубость и вспыльчивость, я успела привыкнуть к нему. Но все они предали меня. Предал Джаяр, которого я, наверное, искренне любила. Он ушел, зная, сколь сложное дело мне предстоит, оставил Гихесу, не заслужившему ни крохи доверия. Предал Тилар, поставивший свою выгоду выше моей жизни. Предал Гихес, заставляя делать то, что меня убьет. Я плакала и плакала, захлебываясь слезами, задыхаясь, скрючиваясь от боли.
Хозяин дома заходил иногда в мою комнату, приносил еду, полотенца и воду в тазике для умывания, потому что, не будь истерики, я все равно не смогла бы подняться с кровати из-за сковывающей тело болезненной слабости. Арэйн оставлял все эти вещи на тумбе, бросал на меня равнодушный, пустой взгляд и так же молчаливо, не говоря ни слова, уходил. Он не уговаривал меня поесть, не уговаривал жить. Ему было все равно, а я, чувствуя его пренебрежение, еще ярче ощущала свою ничтожность.
Постепенно слезы закончились, истерика прекратилась, и я впала в апатию. Иногда заставляла себя что-нибудь съесть – не ради поддержания жизни в исхудавшем, измученном теле, а просто потому, что от голода начинало тошнить и головная боль становилась совсем нестерпимой. Желая избавиться от этих ощущений, я брала ложку в дрожащую руку и заполняла бульоном желудок.
Однако лучше мне не становилось. Шли дни, а я по-прежнему добиралась до туалета по стеночке, из стороны в сторону качаясь на подгибающихся ногах. Качалось и что-то в тяжелой, звенящей голове. Наконец я поняла, что лучше мне не станет, пока я сама того не захочу. Ни истерика, ни апатия выздоровлению не способствуют. Что толку смотреть в потолок или в стену немигающим взглядом и постоянно думать о том, как мир несправедлив? Для чего мысленно себе повторять, что никому не нужна, что я – жалкое, никчемное существо, которым можно легко в случае необходимости пожертвовать? Пусть я больше не вижу смысла жить в таком мире, где всем наплевать на других, где нет ни преданности, ни благородства – лишь эгоистичный расчет. Но, как бы там ни было, я не умерла. А значит, придется жить. Не валяться же постоянно без сил на кровати? Хватит хандрить и тешить себя бестолковой жалостью. Пора выздоравливать, пора выкарабкиваться!
Вскоре после принятия решения, что нужно взять себя в руки и вернуть телу прежнюю форму, на смену апатии пришла злость. Ну и что, если никому нет дела до меня? Да, мир оказался вовсе не таким, как я наивно полагала. Ни людям, ни арэйнам верить нельзя, потому что каждый заботится лишь о себе. Никто не стремится помогать другим и нести окружающим счастье. Любой готов растоптать, уничтожить меня, если вдруг заприметит в этом какую-то выгоду. А я выжила и буду жить дальше! Назло всем, я не сдамся, буду бороться за себя и свои интересы! Больше я не позволю кому-либо использовать меня и никому не поверю, потому что знаю, какие они, арэйны и люди.
Глава 3
О чужих проблемах, на голову свалившихся, и осадном положении
Унылая каменистая равнина по-прежнему тянулась во все стороны до самого горизонта. Солнце медленно плыло по небу, то скрываясь за набегающими на него светлыми облаками, то снова выглядывая из-за них. По земной, а вернее, по каменной, твердой, похожей на старые, раскрошившиеся плиты поверхности скользили расплывчатые тени, отбрасываемые облаками и большими валунами. Камни служили здесь единственным ориентиром, позволявшим убедиться в том, что мы действительно двигаемся вперед, а не стоим на месте, безрезультатно перебирая ногами. Не без труда шагая наравне с Ксаем, я скользила взглядом по однообразному пейзажу, периодически отмечая разных размеров валуны. Вот один – похожий на снеговика из-за лежащих поверх него двух камней поменьше. Вот другой – с заостренным узким краем и дугообразной выемкой в боку, будто вздыбившаяся морская волна или скалистый утес.