— Привет, вы двое! — закричала я и побежала. Мне показалось, от этого усилия моя голова расколется. К счастью, они ничего не заметили.
— Кон! Милая, как здорово! — Мама обняла меня. — Мы и не думали…
— По дороге от зубного со мной произошла интересная история, — беззаботно объявила я. — Мне дали два выходных, чтобы прийти в себя.
— А сколько выходных дали Болтону? — спросил папа.
— У тебя болели зубы? — вставила мама.
— В машине все расскажу! — Я рассмеялась. Смеяться было ужасно больно, но и этого, слава богу, она не заметила.
Папа поставил на пол чемоданы.
— Угощайся. Вся Барселона и половина Лондона лежат у твоих ног.
— Ух ты, подарки! — Я подхватила первый чемодан. Он оказался тяжелее, чем я думала. Это была последняя капля. У меня начало темнеть в глазах от боли. Я торопливо заморгала.
— Ну как, ты… — начал папа. — Кон!
Я видела его глаза, которые выглядели еще синее на фоне загара; я видела, как мама бросилась ко мне: «Джо, ей плохо!», смутно ощутила, что чья-то рука поймала меня. Было больно, потом все закружилось, а потом, слава богу, я провалилась в темноту.
Казалось, целую вечность спустя я очнулась на больничной кровати. Похоже, у меня было сотрясение, и доктор, которому мои родители сдали меня, хотел подержать меня под наблюдением.
— Ну, теперь-то я в порядке, — твердо сказала я. — Так могу я идти домой?
— Может быть, завтра, — успокоила меня медсестра. — Посмотрим, что скажет врач.
Дело было не в том, что скажет врач, а в том, что скажет К.Ф. Потом медсестра говорила, что я очень доходчиво это разъяснила. Все, чего я добилась, однако, это того, что мне дали успокоительное, и до утра я забылась. Утром врач с наигранной обидой в голосе говорил: «Но вы же только приехали», а я неблагодарно настаивала, чтобы меня отпустили сегодня или завтра. Что за глупости. Со мной все было в порядке, а дел было по горло — например, накопившаяся работа у К.Ф.
— Хотела бы я посмотреть на этого К.Ф. По тому, как ты о нем говоришь, можно подумать, будто у него семь голов, — заметила медсестра, с которой мы успели подружиться.
Меня положили в двухместную палату, кроме меня, тут сейчас никого не было, и медсестра при малейшей возможности заглядывала поболтать. Когда я, защищаясь, сказала, что только один раз упомянула о нем, она рассмеялась:
— Извини, но я с тобой не соглашусь; когда тебя вчера привезли, ты говорила о нем без остановки.
В середине утра медсестра вернулась, улыбаясь во весь рот, с букетом в руках. Теперь на тумбочке у моей кровати стояла ваза с желтыми хризантемами. На карточке было написано: «Всего наилучшего. Кеннет Фрейзер».
— Боже, сколько, по его расчетам, я здесь пролежу? — выпалила я, уставившись на цветы.
— Кстати, это не его мать лежит здесь? — спросила сестра.
— Может быть, и она. Ей должны делать операцию.
— Ну, она в соседней с тобой палате. — Сестра улыбнулась. — И мы все просто с ума сходим от Кена. Он такой душка, когда улыбается.
— Только этого мне не хватало, — простонала я.
Как бы абсурдно это ни было, ко мне еще никого не пускали, на двери висела специальная табличка, но, когда я дремала после обеда, дверь открылась.
— Как дела, крошка? — сказал кто-то, и, моргая, я обнаружила перед собой галстук всех цветов радуги, розовую рубашку, а над всем этим победную ухмылку Брайана.
— Как ты сюда попал? — выдохнула я.
— Через дверь.
— Там написано «Не входить», — пробормотала я.
— Правда? А я могу читать только слова из четырех букв.
Он был моим спасителем, о чем я радостно ему сообщила. Прошло какое-то время, прежде чем я сообразила спросить его, как ему удалось выкроить время на визит.
— Элементарно, дорогой Ватсон. В данный момент я нахожусь в главном офисе компании.
Этот офис находился в Дублин-Касл, никак не рядом с местом моего заключения. Вдруг его визит потерял всю свою прелесть.
— О Брайан, ты уверен, что поступаешь правильно?
— Расслабься, цыпленок. Сэр Поганец уехал на весь день с кем-то из правления.