– Сомневаюсь, что обладаю достаточной властью заставить его сделать что-то против его воли, – непринужденно ответил лорд Линч, но, увидев, как потемнело лицо матери, прибавил: – Хорошо, мама, я постараюсь.
Он посторонился, пропуская Карину вперед, и последовал за ней, обогнав миссис Барнстейпл.
– Мне очень жаль, что сегодняшний обед не доставил вам удовольствия, – сказал он, и Карина поняла, что он насквозь видит ее попытку сослаться на Дипу как на предлог не появляться больше в столовой.
– Не доставил. Скажу больше, мне очень не понравилось.
– Так же, как не понравился сэр Перси, – сказал лорд Линч, и слова его прозвучали скорее как утверждение, а не как вопрос.
– Ваша матушка права, – ответила Карина и неосторожно добавила: – Я уверена, что он дурной человек.
– Наверное, вы правы, но дурные люди – лучшая компания для того, кто хочет забыть.
На мгновение девушка почувствовала жалость к нему, но потом вдруг вспомнила, что именно ему хотелось забыть: жену, одиноко умирающую в меблированных комнатах, и ребенка, в котором восточная кровь оказалась сильнее английской.
Симпатия, которую у нее вызвал бы любой попавший в беду человек, тут же улетучилась.
– Быть может, некоторые вещи лучше запомнить, – холодно сказала она.
На лестнице, которая вела в детские, Карина заторопилась, но лорд Линч рукой преградил ей дорогу. Они были одни: миссис Барнстейпл, вместе с ними покинувшая комнату леди Линч, очевидно, отправилась на поиски Мэтьюз.
– Я хотел бы сказать вам очень многое, – начал лорд Линч, – но именно этого я и не могу сделать. Поэтому мне остается только просить вас не судить меня слишком строго.
Карина в недоумении посмотрела на него, и вдруг ей вспомнился его смех при виде свидетельства о рождении Дипы и документа о собственном браке.
– Я не беру на себя смелость быть вашим судьей, – тихо произнесла она. – Оставляю это вашей совести.
И, не оглядываясь, Карина быстро пошла по лестнице, чувствуя на себе пристальный взгляд лорда Линча.
Заглянув в спальню мальчика, она убедилась, что он по-прежнему спит. Вошедшая следом в детскую миссис Барнстейпл сообщила, что термометр ищут. Глядя на спокойно спящего мальчика, они решили не будить его, когда Мэтьюз принесет градусник.
– После той жары, к которой он привык у себя на родине, вряд ли здешний климат окажется для него подходящим, – заметила экономка. – Зимой ждите простуды, крупа и всяких прочих недомоганий. Здесь порой бывает холодно, как в богадельне. Не могу понять желания отправить ребенка именно сюда.
– Он… он плохо переносил жару, – быстро ответила Карина.
– Весьма странно, особенно если учесть, что он должен был бы привыкнуть к ней.
– Я знаю, – согласилась Карина, – но мне объяснили именно так, а учитывая его происхождение, можно не сомневаться, что у него были самые лучшие доктора.
– О, безусловно, – улыбнулась миссис Барнстейпл. – Для таких людей деньги не проблема. Жаль только, что этого нельзя сказать о нас, а о его светлости в особенности.
Было видно, что миссис Барнстейпл, забыв благоразумие, собирается сообщить что-то по секрету. Как ни хотелось Карине воспрепятствовать этому, боязнь ненароком обидеть пожилую женщину, которая была к ней так добра, взяла верх.
– Вот, к примеру, его светлость, – экономка буквально сгорала от желания поделиться с кем-нибудь своей новостью. – Миссис Ньюмен сказала мне по секрету, что с тех пор, как этот сэр Перси Рокли появился здесь, его светлость каждую ночь проигрывает ему тысячи фунтов.
– Но почему лорд Линч делает такие высокие ставки? Он совсем не похож на азартного игрока – в отличие от многих своих гостей.
– Если хотите знать, это все друзья сэра Перси, – с усмешкой заметила экономка. – Никогда бы не подумала, что мистер Джастин станет таким. А что за милый ребенок он был в детстве. И потом в Итоне, один из самых привлекательных молодых людей, каких я только знала.
– Отчего же он так переменился? – спросила Карина. Она вовсе не хотела принимать участие в обсуждении достоинств и недостатков лорда Линча и тем не менее не могла удержаться от вопроса.
– Это случилось после смерти мистера Джайлза. Мне кажется, мистер Джастин никогда не хотел быть наследником.
– У него был старший брат? – удивленно спросила Карина.
Миссис Барнстейпл утвердительно кивнула.
– О, да. Мистер Джайлз был на пять лет старше, и ее светлость просто обожала его. У нее словно помутился разум, когда пришло известие о его кончине. Ее светлость и прежде не думала ни о чем, кроме замка и фамильной гордости – а теперь стала буквально одержимой этим. Иногда… – экономка понизила голос, мне кажется, что ее светлость на этой почве слегка повредилась в рассудке.
– Ох… – Карина не знала что и сказать.
– Потому-то она и не выносит, когда его светлость проигрывает деньги в карты. Она считает, что эти деньги принадлежат не ему, а семье. Здесь все принадлежит семье – род должен продолжаться. Бывало, она часами рассказывала мне, что значит носить имя Линч и какое место в истории занимает семейство Линчей.
Миссис Барнстейпл сделала паузу и продолжила:
– Порой можно подумать, что речь идет о членах королевской фамилии или вообще о каких-то божествах, которым мелкие людишки, вроде нас с вами, должны поклоняться.
Карина промолчала, ибо чувствовала, что ей нечего сказать, разве только попросить миссис Барнстейпл не обременять ее своими секретами.
А экономка была на десятом небе оттого, что у нее есть слушатель.
– Видите ли, ее светлость сама будет из Линчей, – продолжала она. – Она троюродная сестра своего супруга.
– А мистер Джайлз, кажется, так вы его назвали, он получил титул после смерти отца?
– Нет, нет, мистер Джайлз скончался за границей. Мне доподлинно неизвестно, что именно случилось. Ее светлость говорила, что произошел несчастный случай.
Воспоминания вызвали у миссис Барнстейпл тяжелый вздох.
– Когда через два месяца после гибели мистера Джайлза не стало и самого лорда Линча, для ее светлости это было настоящим ударом. Да оно и понятно. Именно тогда ее светлость слегла и сказала, что больше не выйдет из своей комнаты. Впрочем, это не имеет большого значения, она и так знает, что делается в доме.
– Как же ей это удается?
– Она узнает все не только из того, что мы ей рассказываем. Каждый из нас вносит свою лепту, сообщая, что делается в доме. Она завтра бы уволила всех нас, покажись ей хоть на мгновение, что мы от нее что-то утаиваем.
Миссис Барнстейпл посмотрела через плечо, хотя в комнате, кроме нее и Карины, никого не было.
– У нее будто инстинкт какой-то: она всегда знает даже то, о чем ей еще не говорили. Сколько раз я поднималась в ее спальню сообщить что-нибудь, заслуживающее внимания. И только я входила в комнату, первый же заданный вопрос говорил, что она догадалась, о чем я собираюсь говорить.
Карина поежилась.
– Это кажется сверхъестественным, – сказала она.
– Как это верно! – воскликнула экономка. – Помяните мое слово, мисс Уорнер, когда вы по живете здесь, вы убедитесь, что ее светлость – не обыкновенная женщина.
Ключи на поясе миссис Барнстейпл зазвенели, словно соглашаясь с этим глубокомысленным утверждением.
В это время открылась дверь, и в комнату вошла горничная ее светлости мисс Мэтьюз с термометром в руках.
– Прошу прощения, мисс Уорнер, я принесла миссис Барнстейпл ее термометр, – вежливо сказала она и, протянув экономке ее вещь, добавила: – Я должна извиниться, что так задержала его. Ее светлость положила его в ящик прикроватного столика, и я совершенно забыла о нем, пока вы не напомнили.
– Спасибо, мисс Мэтьюз, – поблагодарила экономка, с достоинством принимая и термометр и извинения. – Ребенок спит, и мы решили пока не будить его.
– Конечно, не стоит, – согласилась мисс Мэтьюз. – Какой славный мальчуган, верно? Вы видели короля, мисс Уорнер?