— Я нисколько не удивлена.
— А я и не думал удивить вас.
— А вы кто такой?
— Ай-яй-яй! Имя Мэтью Старк ни о чем вам не говорит, и эти зеленые глаза остаются равнодушными. Моя популярность заметно упала. Вам нужно встретиться с моим редактором.
Неужели она должна знать его имя? Скорее всего, нет, решила Джулиана. Он просто пытается вывести ее из себя, и ему это удается.
— Мистер Старк, я уже опаздываю.
— Я же сказал, что пришел по своим делам. Но позвольте еще одно замечание. — Он уперся рукой в дверной косяк и смотрел на нее. Она чувствовала, как под растрепанными волосами выступает испарина, как капли пота стекают по шее, между грудей и платье прилипает к телу. Она была в горячечном, полубредовом состоянии, но старалась не показать этого и одновременно хотела бросить ему вызов. А он широко улыбался ей.
— На твоем месте, милашка, я бы послал этого чудака Шаджи подальше и отправился в Вермонт. — Он снял руку с двери. — Пока.
Джулиана напряженно застыла, буравя его ледяным взглядом. Его глаза смягчились, стали темно-карими и засветились нежностью и страстью. Милашка, отрешенно повторяла она. Джулиана не могла припомнить, чтобы кто-то назвал ее милашкой.
Старк уже вышел из комнаты. Джулиана отшвырнула черное платье, вложив в это действие все свое раздражение, которое она так долго скрывала. Милашка! Господи помилуй! А что касается Вермонта и Шаджи...
Как Старк узнал про Вермонт?
Она выскочила в дверь за ним.
— Ты, мерзавец, подслушивал нас с Шаджи!
Мэтью Старк обернулся и осклабился.
— Точно. И столкнулся с ним, когда он уходил отсюда. Я и ему сказал, что вам надо отдохнуть. Хорошо еще, что я прочел программку, а то бы не знал, кто он такой.
— Вы никогда не слышали о Шаджи?
— До сегодняшнего вечера нет. Последнее, что я слышал из музыки, это Джордж Торогуд и «Дестройерз».
Тут было о чем подумать. Джулиана вернулась в комнату и, закрыв дверь, рассмеялась.
Мэтью быстро шел к выходу. Хорошо, что он убрался оттуда, пока не сделал ничего такого, о чем потом действительно можно было бы пожалеть. Например, не сказал Джулиане Фолл, что у нее самый сексуальный смех из тех, что ему доводилось слышать. Эта леди из богемных штучек и к тому же ужасно хладнокровна, но он увидел напряжение, охватившее ее стройное тело, и почувствовал ее нетерпение. Куда она так спешила? К мужчине? Нет, непохоже, чтобы такие банальности, как любовники, романы и тому подобное могли ее тревожить. Любой мужчина был бы счастлив дожидаться ее, и он подозревал, что ей известно об этом. О Райдере и говорить нечего. Э, да и я, пожалуй, не прочь, подумал Старк, вспомнив, как обозначились ее груди под прилипшим к ним от пота шелковым платьем. Забудь о любви и прочей ерунде. Может быть, ей покажется заманчивой ночь добротного секса?
Постыдись, Мэт, эта леди, наверное, не занимается такими глупостями.
Нет, подумал он, на секунду представив ее великолепные темные, бездонные глаза, в этом она должна быть ох как хороша.
Он спросил себя, что расскажет Фелди.
А пошло оно все, решил он. Зачем беспокоиться о таких вещах в столь поздний час? Он пошел пить пиво, и еще какое-то время у него в голове звучал смех Джулианы Фолл.
Глава 6
Хендрик де Гир сидел позади шофера в машине Райдера, стоявшей на Бродвее, и курил сигару, когда рядом возник сенатор, тяжело дышавший и заметно взволнованный.
— Уберите это, — резко сказал он, вытащив из кармана шелковый носовой платок. Не разворачивая его, Райдер обмахнул лицо. — Я не выношу сигар.
Голландец спокойно пожал плечами и убрал сигару; он докурит ее позже, в одиночестве. Райдер скомкал платок и сунул в карман пальто, а Хендрик с некоторым удивлением подумал, что, видимо, красавица-пианистка Джулиана Фолл плохо обошлась с сенатором. Но Райдер, продемонстрировав искусство опытного политика, уже пришел в себя.
— Вы были на концерте? Понравилось?
— И да и нет. Скорее нет. А вам?
— Да, конечно — да. Чудесное исполнение. — Только легкая тень страдания в его взгляде выдавала томительную страсть к белокурой пианистке. — Джулиана Фолл прекрасно играет. Вы не находите?
— Меня не интересует музыка.
Райдер улыбнулся его словам легкой, аристократической улыбкой, но Голландец не обиделся. Он такой, какой есть, и уже много лет назад оставил попытки переделать себя. Райдер тихо сказал:
— Давайте перейдем к делу. Полагаю, вы видели, с кем я был на концерте.
— С Рахель Штайн, — бесстрастно ответил Хендрик. Райдер смотрел прямо перед собой в темноту холодного автомобиля, словно, избежав взгляда Голландца, он смог бы остаться непричастным к тому, что говорил.
— Ей нужна ваша голова.
— Она заслужила ее. Но я не мазохист.
— Я тоже.
— Разумеется. Рахель Штайн нужна моя голова, и вы ее отдадите ей, потому что иначе она не будет молчать и тогда кто-нибудь может копнуть поглубже, чтобы выяснить, нет ли между нами более тесных связей. А я не думаю, что вы или сержант Блох хотите этого.
— Вы прекрасно все понимаете, де Гир, — с горечью произнес Райдер. — Она может очень сильно навредить мне, и смею добавить, я этого совсем не заслужил.
Хендрик улыбнулся, искренне забавляясь.
— Ах да, вы ведь тут совсем ни при чем.
Райдер не возразил ему, он даже не уловил сарказма в словах де Гира. Господи, как он ненавидит все это! Он готовился к сегодняшнему разговору несколько дней, с того момента, когда Рахель Штайн рассказала ему во всех подробностях, как де Гир выдал нацистам ее семью и семью Пеперкэмпов, а сейчас, находясь здесь, он едва мог сосредоточиться. Перед ним все еще стояли глаза Джулианы Фолл — темные и прекрасные. Она, должно быть, сочла его дураком. «Ты глупый осел, Сэм», — сказала ему жена после того, как ушла от него. Другие женщины так не считали и он тоже, но жгучая боль от ее слов осталась навсегда. Его жена была единственной женщиной, на которую он никогда не мог произвести впечатления. Именно к этому ты постоянно стремишься, не так ли, приятель? Нет, Джулиана Фолл — это совсем другое. Если только Старк... Будь он проклят! Что он там делал сегодня?
— Но у вас есть условия, — спокойно заметил Голландец. Сенатор, сделав над собой усилие, выкинул из памяти вид самодовольного, наглого Мэтью Старка. Стальной мужик, так отзывались о нем другие и произносили эти слова с уважением. Он был надежным. Честным. Он не знал, что такое нервы. Райдеру всегда хотелось, чтобы и его называли стальным. Но его прозвали Золотым парнем. Однако, все это было в прошлом. Что такое американский сенатор, и что такое бывший писатель? Их встреча за кулисами — просто неблагоприятное стечение обстоятельств, и не более того. Это все, что он согласился признать.
— Да, — наконец ответил он. — У меня есть условия. Вы можете помочь мне разрешить мои затруднения, и в то же время решить свои.
Райдер повернулся к Голландцу, разглядывая его давно нестриженные волосы и жесткие мозолистые ладони. Как могло случиться, что такой человек имеет столько власти над ним? Но это ненадолго, думал Райдер. С этим будет покончено.
— Мне известно об Амстердаме. Рахель Штайн рассказала все. Она была у меня после того, как увидела нас вместе в машине, в шестичасовых теленовостях. Нам просто не повезло, но я предостерегал вас относительно личных встреч. Однако все может измениться к лучшему. После разговора с Рахель я со своей стороны тоже навел справки и узнал еще больше. Вы пришли сегодня потому, де Гир, что из-за вас погибло двенадцать человек, и единственное, чего хочет Рахель Штайн, это предать вас суду за содеянное. Вы здесь потому, что мне это известно. Вы могли бы исчезнуть. Я не дурак, и знаю, что могли бы. Но вы затеяли интересное дело с Блохом, к тому же вы стареете. Будет нелегко всплыть снова, тем более, когда вы станете никому не нужны. Единственный выход для вас — достать то, что мне нужно, и я забуду все, что знаю о вас.
Хендрик давно научился давать отпор этому человеку с невинными глазами.
— Об этом мы уже говорили. И я здесь, разве не так? Скажите мне, что вам нужно.