«Существование Менестреля не было подтверждено ни разу. Тем лучше, Джулиана. Это очень, очень ценный камень. Если его обработать, он будет стоить многие миллионы долларов только благодаря своим размерам и красоте. Но тайна, окружающая алмаз, делает его еще более ценным. Люди сотворят страшные вещи ради такого богатства. Я знаю это».
Тогда ей не пришло в голову спросить, откуда ему стало это известно. Все происходящее было для нее не более чем шуткой или приключением. Какая еще концертирующая пианистка получала за кулисами от своего сумасшедшего дядюшки алмазы? Но сейчас она раздумывала, не связаться ли с дядей, чтобы рассказать ему о Мэтью Старке, расспросить о Рахель Штайн, о Хендрике де Гире. Дядя Джоханнес мог бы поведать ей о том, о чем ее мать не расскажет никогда.
— Лэн, тебе о чем-нибудь говорит имя Мэтью Старк?
— «Горячая зона», — не задумываясь, ответил Лэн. Она озадаченно смотрела на него.
— Эй, крошка, да где ты живешь? — засмеялся Лэн. — Ты хочешь сказать, что никогда не слышала о «Горячей зоне»? Ты когда-нибудь ходишь в кино?
— Редко, — сказала она. Это была правда. — «Горячая зона» — так называется фильм?
— Да. И книга. Автор — Мэт Старк. Книга вышла шесть или семь лет назад, а через год-другой появился фильм. Он был признан лучшим фильмом и получил приз за режиссуру, насколько я помню. А книга стала бестселлером.
— О чем она?
— Господи, ты меня удивляешь. О вьетнамских пилотах. «Горячая зона» — это зона высадки. — Он взглянул на нее. — Ну, знаешь, место, где садятся вертолеты.
Она не знала.
— Понятно.
Теперь, к своему несчастью, Джулиана поняла. Она выглядела просто дурой. Старк, наверное, решил, что она непроходимая идиотка. Почему же так случилось? В то время, когда его книга стала бестселлером, а фильм — хитом, у нее не было времени читать или ходить в кино. Она играла на фортепиано. Она изучала историю музыки, теорию музыки, композицию в музыке. Ее друзьями были музыканты, и врагами — тоже музыканты. Она жила в мире музыки, и он поглощал ее без остатка. В последнее время кое-что изменилось. Ей стали приносить «Нью-Йорк тайме», и хотя иногда Джулиана забывала читать ее, но все же теперь она старалась следить за событиями в мире. Конечно, ей приходилось многое наверстывать. Вот и сейчас ей надо выяснять, кто такой Мэтью Старк. Если бы он свою книгу написал недавно, то она могла бы узнать его имя. Но семь лет назад? Ни за что.
— Это тот парень, которого я только что выкинул? — спросил Лэн. — Мэт Старк? — Он засмеялся. — Ну, будь я проклят, ты заведешь кого угодно. А сейчас, крошка, топай за рояль. Играй.
Она благодарно кивнула и пошла играть.
Глава 8
Перепуганный сенатор Соединенных Штатов Америки Сэмюэль Райдер давал задний ход.
Сейчас ему нужно было только одно — хоть как-то объясниться.
В камине плясали языки пламени. Райдер сидел в уютном кабинете джорджтаунского особняка, не отрываясь, глядел на огонь и пытался сообразить, как ему отделаться от Филиппа Блоха и Хендрика де Гира.
«Боже мой, — сказал один из его помощников, протягивая ему в понедельник утреннюю газету, — нам дивно подфартило. У вас как будто дар предвидения. Вы выглядите здесь, на первой странице «Тайме» простецким парнем и в то же время оказались впереди этой леди. Она доставила бы нам немало хлопот».
Да, действительно. Дивно подфартило.
Интересно, кто из них сделал это, думал он. Блох? Де Гир? Каждому из них есть что терять. Любой из двоих вполне мог бы слегка подтолкнуть эту крошечную старушку. Или поручить это кому-нибудь.
Они оба знали, как она опасна, и узнали об этом от него.
Ты не виноват. Рахель Штайн понимала, что рискует, еще до того как обратилась к нему.
Ее смерть могла быть простой случайностью. Так уж подфартило, как сказал его помощник.
Ему хотелось поскорее услышать что-то от де Гира. От него не было известий с их последней встречи у Линкольн-центра. В это время Рахель уже умирала — или это случилось еще раньше? А может, после того? Мог ли он убить женщину и как ни в чем не бывало курить сигару? Он подонок. Он способен на все. Но если ему удастся достать Менестреля, тогда наконец Сэм Райдер сможет порвать все отношения с Филиппом Блохом и развязаться с ним раз и навсегда.
А если нет?
Нужно как-то объясниться. Это необходимо. Он не виноват. Он не знал. Я ничего не делал! Да, именно эти слова он хотел произнести с полной убедительностью. Просто на всякий случай.
Зазвонил телефон. Он старался не замечать его, но проклятый звонок не умолкал. Хорошо, что он в доме один. Проклиная все, Сэм схватил трубку.
— Слушаю.
— Лейтенант.
Блох.
— В чем дело? Я же просил тебя не звонить сюда.
— Перестань, Сэм. Ну, как дела с алмазом?
Райдер напрягся, вспомнив предупреждение Голландца, которое тот повторил в машине несколько раз. Де Гир будет сотрудничать — так он сказал — только при одном условии: Райдер не должен говорить Блоху о Менестреле, о Рахель Штайн или о Пеперкэмпах. «В противном случае, — сказал он, — я убью вас».
— Сержант, — осторожно заговорил Райдер, — я все хорошо обдумал, и мне не нравится, что ты постоянно вмешиваешься. Ты можешь все испортить. Пожалуйста, предоставь это мне. Послушай... Я предпринимаю все возможное. Тебе понятно? Может быть, этого камня вообще нет в природе, и если у меня не выгорит с ним, я не хочу, чтобы ты винил меня. Я рассказал тебе достаточно много, чтобы не показаться невежливым.
И если де Гир узнает об этом... Но он не стал предугадывать возможные повороты событий. Он — американский сенатор. Де Гир не доберется до него.
— Не болтай ерунды, лейтенант, — насмешливо протянул Блох. — Ты рассказал мне, потому что знал, что, если не скажешь, я доберусь до тебя и припру к стенке. Кто говорит, что я собираюсь вмешиваться? Просто хочу кое-что уточнить. Расскажи мне поподробнее о том, что за связь между Штайн и де Гиром.
— О чем еще рассказывать? Он выдал ее семью и людей, которые прятали их.
— Они меня очень интересуют. Вроде бы, Штайн сказала тебе, что когда они скрывались, де Гир делал вид, что помогает им, и подкупал немцев бриллиантами. А где он брал бриллианты?
— Из тайников Пеперкэмпов, полагаю. Они старательно скрывали бриллианты от нацистов, чтобы те не пустили их на военные нужды, и предлагали их только тем немцам, кто хотел приобрести камни для себя. И...
Холодная дрожь пробежала у него по спине, и он смолк, нутром почувствовав зловещее молчание на другом конце провода.
— Сэмми, ну-ка повтори еще раз эту фамилию. Пеперкэмп?
Проклятье. Черт бы его побрал, думал Райдер. Ну что ж, он не виноват. Блох хитростью втянул его в разговор, и он нечаянно обмолвился о Пеперкэмпах. Все равно сержанту это ничего не даст. Так что, какая разница, знает он имя или нет?
— Не говори де Гиру о том, что я тебе сказал, — попросил он.
— Конечно, Сэмми. Будь спокоен. Ты думаешь, что алмаз у них?
Райдер молчал. Он желал только одного — быть в тепле, безопасности и подальше отсюда, чтобы не чувствовать этого страха, который овладел им три месяца назад, когда Филипп Блох позвонил и сказал, что решил временно устроить привал в уединенном рыбацком лагере Райдера в северо-западной части Флориды. Райдер не смог тогда ничего возразить, как не может и сейчас. Блох все равно поступил бы так, как счел нужным. Единственный способ избавиться от него — мой единственный шанс! — это Менестрель. Тогда у Блоха будут средства, чтобы основать постоянный лагерь и исчезнуть из жизни Райдера. Но сначала нужно достать камень, а чтобы сделать это, ему придется иметь дело с Хендриком де Гиром.
— Теперь я кое-что начинаю понимать, — проговорил Блох.
Еще бы. Камень Менестреля может находиться только у Пеперкэмпов. Если он существует. Рахель Штайн решительно не верила в это. «Говорят, что Хендрик косвенно воспользовался Менестрелем, чтобы помочь нам», — сказала она ему, отчаянно пытаясь заручиться поддержкой сенатора, чтобы добраться до де Гира. — «Но это абсурд. Он даже не смог бы прикоснуться к алмазу. Менестрель — миф. Для Хендрика де Гира свои интересы всегда были превыше всего, и он мог наобещать с три короба, лишь бы спастись».