— О чем, блин, ты думал?
Его карамельные глаза были нежными, и он наклонился ближе, встречаясь со мной взглядом.
— Ты в порядке?
— Все нормально, — я провела пальцами по его волосам — они такие холодные и мягкие. Он следил за каждым моим движением. Я схватила маленькое полотенце, опустилась на колени перед ним и, покачав головой, начала сушить его волосы. — Тебе следовало остаться дома.
— У тебя красные глаза.
Я слегка хмыкнула.
— Как и твои.
Снаружи раздался раскат грома, и мое сердце ушло в пятки. Логан положил свою руку на мою в успокаивающем жесте. Из меня вырвался тихий всхлип. Я уставилась на его пальцы, лежащие на моих, и его взгляд опустился на то же место. Прочистив горло, я отступила от него.
— Съедим пирог сейчас?
— Да, съедим сейчас.
Мы тихо направились в кухню, надеясь не разбудить мою маму, но я была почти уверена, что она не проснулась бы из-за того количества снотворного, которое принимала каждый вечер. Логан запрыгнул на столешницу — без футболки и в мокрых джинсах — держа свой пирог.
— Тарелки? — предложила я.
— Только вилку, — ответил он.
Схватив вилку, я запрыгнула на столешницу рядом с ним. Он взял вилку, наколол на нее приличный кусок пирога и протянул его мне. Закрыв глаза, я с готовностью откусила и влюбилась.
Боже.
Он был лучшим поваром. Я не могла этого утверждать, но сомневалась, что многие люди могут приготовить пирог с козьим сыром и медом. Логан не только приготовил его, он дал ему жизнь. Пирог был сливочный, свежий, божественно вкусный.
Я закрыла глаза и открыла рот, ожидая, когда он даст мне еще откусить.
— Ммм, — простонала я легонько.
— Ты стонешь от моего пирога?
— Я определенно стону от твоего пирога.
— Открой рот. Я хочу снова услышать, как ты делаешь это.
Я вздернула бровь.
— Ты опять становишься странным.
Он улыбнулся. Я любила эту улыбку. Ему так часто в своей жизни приходится хмуриться, поэтому я научилась ценить каждую его улыбку. Логан захватил еще кусок пирога и поднес его к моим губам. Он начал воспроизводить шум самолета, двигая вилкой так, как если бы она летела по воздуху. Я изо всех сил постаралась не рассмеяться, но не смогла. Я открыла рот, и самолет совершил посадку.
— Ммм, — простонала я.
— Ты отлично стонешь.
— Если бы я получала доллар за каждый раз, когда это слышала, — поддразнила я его.
Он прищурился.
— Ты бы получила ноль долларов и ноль центов, — съязвил он в ответ.
— Ты козел.
— Чтобы было ясно: если какой-нибудь парень скажет, что ты отлично стонешь, и это буду не я, я шутя его убью.
Он всегда говорил, что убьет любого парня, который посмотрит в мою сторону, и, чаще всего, мои отношения не складывались, видимо, как раз из-за этого факта — они все смертельно боялись Логана Фрэнсиса Сильверстоуна. Я не понимала их страха. Для меня он был просто большим плюшевым мишкой.
— Это лучшее из всего, что я съела за день. Это так вкусно, что я хочу эту вилку поставить в рамочку.
— Настолько хорошо? — он ухмыльнулся, и на его лице отразилась огромная гордость.
— Настолько хорошо, — сказала я. — Тебе следует серьезно подумать о поступлении в кулинарный колледж — мы уже говорили об этом раньше. Ты стал бы замечательным поваром.
Слегка нахмурившись, он фыркнул.
— Колледж не для меня.
— Хотя мог бы быть.
— Сменим тему, — сказал он, шмыгнув носом. Я не настаивала, зная, что этот вопрос раздражал его. Он считал, что недостаточно умен для поступления в любую школу, но это неправда. Логан был одним из самых умных людей, которых я знала. Если бы только он увидел себя таким, каким вижу его я, его жизнь изменилась бы навсегда.
Вырвав вилку у него из руки, я засунула в рот еще больше пирога и громко застонала, чтобы разрядить обстановку. Логан снова улыбнулся. Хорошо.
— Я, правда, так счастлива, что ты принес это, Ло. На самом деле я почти не ела сегодня. Моя мама сказала, что мне нужно сбросить килограммов десять, прежде чем я пойду в колледж осенью, потому что все первокурсники набирают десять-двенадцать.
— Я думал, что обычно набирают пять-семь килограммов.
— Мама сказала, что раз я и так полная, то наберу куда больше, чем обычный студент. Ну, она меня так любит.
Он драматично закатил глаза.
— Как мило.
— Я не должна есть после восьми.
— К счастью, уже больше четырех утра, так что это новый день! Мы должны съесть весь пирог до восьми!
Я хихикнула, быстро прикрыв его рот руками, чтобы удержать его от следующего крика. Я почувствовала, как его губы легко поцеловали мою ладонь, и мое сердце пропустило удар. Я медленно убрала руку, чувствуя появление бабочек, и откашлялась.
— Это тяжелая работа, но кто-то должен сделать ее.
Так мы и сделали, съев весь пирог. Когда я пошла к раковине, чтобы вымыть вилку, он схватил меня за руку.
— Нет, мы не можем вымыть ее. Мы должны поставить ее в рамочку, помнишь?
Когда его рука коснулась моей, сердце пропустило удар еще раз.
Наши глаза встретились, и он шагнул ближе.
— И просто, чтобы ты знала, ты прекрасна такая, какая есть, Али. На хер мнение твоей матери. Я считаю тебя красивой. Не только внешне — внешняя красота со временем исчезает — я имею в виду, во всех проявлениях. Ты просто чертовски красивый человек, так что на хер чужое мнение. Ты знаешь, как я отношусь к людям.
Я кивнула, зная его жизненное кредо.
— На хер людей, заведи питомца.
— Вот это правильно, — ухмыльнулся он, отпуская мою руку. Мне стало не хватать его прикосновения еще до того, как он убрал руку. Логан начал зевать, и это отвлекло меня от моего непредсказуемого сердцебиения.
— Устал? — спросила я.
— Я бы поспал.
— Тебе придется уйти до того, как проснется моя мама.
— Разве я не всегда так делаю?
Мы пошли в мою спальню. Я дала ему пару штанов и футболку, которые стянула у него пару недель назад. После того, как он переоделся, мы заползли в мою кровать и легли бок о бок. Я никогда не спала в одной кровати ни с одним парнем, кроме Логана. Иногда я просыпалась, лежа головой на его груди, и, прежде чем отстраниться, слушала его сердцебиение. Он сильно храпел, дыша ртом. Когда он остался в первый раз, я не сомкнула глаз. Но со временем его звуки начали напоминать мне дом. И вот что получается: дом — это не конкретное место. Дом — это ощущение того, о ком ты больше всех заботишься, ощущение мира, которое успокаивает огонь в твоей душе.
— Все еще уставший? — спросила я, когда мы лежали в темноте, но мой разум все еще бодрствовал.
— Ага, но мы можем поговорить.
— Я просто задавалась вопросом. Ты никогда не рассказывал мне, откуда у тебя такая любовь к документальным фильмам.
Он провел пальцами по волосам, прежде чем закинуть руки за голову и посмотреть в потолок.
— Однажды летом я оставался у своего дедушки, незадолго до его смерти. У него был фильм про галактику, который пробудил во мне желание узнать больше обо… всем. Если бы я мог вспомнить название фильма, то, не задумываясь, купил бы его. То ли «Черная дыра»… то ли «Черная звезда»… — он нахмурился. — Я не знаю. Все равно. Мы с ним стали смотреть все больше и больше фильмов вместе. Это стало нашей фишкой. Это было лучшее лето в моей жизни, — казалось, его накрыла волна печали, и он посмотрел вниз. — После его смерти я просто продолжил нашу традицию. Возможно, это единственная традиция, которая у меня когда-либо была.
— Ты много знаешь о звездах?
— Многое. Если бы в этом городе было достаточно места, я бы показал тебе звезды без всего этого светового загрязнения, а еще и некоторые созвездия. Но, к сожалению, нет.
— Это очень плохо. Мне бы понравилось. Ну, я так думаю. Тебе следует сделать документальный фильм о своей жизни.
Он засмеялся.
— Никто не захочет смотреть его.
Я повернула голову в его сторону.