— Это то хорошее, за что нужно держаться, Ло.
— Ага, — я подарил ей натянутую улыбку. На самом деле, я никогда никому не позволял узнать, как сильно мне не хватает мамы, но знал, что Алисса поймет, потому что ей тоже не хватало отца. — Какое самое любимое воспоминание о твоем отце?
— Ты помнишь проигрыватель для виниловых пластинок в моей комнате?
— Ага.
— Он подарил его мне на Рождество, и мы завели традицию, что каждый вечер слушаем и поем песню, прежде чем я пойду в кровать. Потом, утром, мы просыпались и тоже пели песню. Современную музыку, старую — что угодно. Это была наша фишка. Иногда моя сестра Эрика присоединялась и пела с нами, иногда мама кричала на нас, чтобы убавили звук, но мы всегда смеялись и улыбались.
— Так вот почему ночью, когда я прихожу увидеть тебя, всегда играет музыка?
— Ага. Это забавно, но я ставлю те же самые песни, что и тогда, но теперь тексты воспринимаются совсем по-другому.
Мы проговорили всю ночь.
Я кормил ее малиной, пока она кормила меня своими мечтами.
Она кормила меня малиной, пока я кормил ее своими страхами.
Мы смотрели в ночное небо, какое-то время чувствуя себя свободными и в безопасности.
— Ты когда-нибудь думала о том, как безумны люди? — спросил я. — В Галактике Млечного Пути триста миллиардов звезд. Триста миллиардов светящихся точек, напоминающих нам о том, что они есть во Вселенной. Триста миллиардов огней, которые выглядят такими маленькими. Хотя на самом деле они намного больше, чем ты можешь даже представить. Все они разные галактики, все они разные миры, которые мы никогда-никогда не исследуем. В этом мире так много удивительного, но вместо того, чтобы наплевать на все и наконец-то понять, что мы мелкие песчинки на маленькой Земле, нам нравится считать себя хозяевами Вселенной. Нам нравится чувствовать себя великими. И каждый считает, что его путь самый верный, а его боль самая большая, хотя на самом деле каждый из нас не больше, чем крошечная горящая точка на гигантском небе. Крошечная точка, исчезновения которой никто не заметит. Крошечная точка, которую очень быстро заменит другая точка, и она тоже будет считать себя более важной, чем есть на самом деле. Я просто хочу, чтобы люди хотя бы иногда прекращали переживать о глупых приземленных вещах, таких как расовая принадлежность, сексуальная ориентация и реалити-шоу. Хочу, чтобы они вспоминали, какие они маленькие, и находили пять минут в день, чтобы посмотреть на небо и перевести дух.
— Логан?
— Да?
— Я люблю твой ум.
— Алисса?
— Да?
Я влюбляюсь в тебя…
— Спасибо за эту ночь. Ты понятия не имеешь, как сильно мне это было нужно. Ты понятия не имеешь, как сильно я нуждался в тебе, — я легонько стиснул ее руку. — Ты мой самый сильный кайф.
Логан
— Ло! Ло! Ло! — кричала Алисса, когда, неделю спустя, бежала ко мне под проливным дождем. Я был на самой высокой ступеньке лестницы, намывая снаружи окна третьего этажа. Естественно, мама заставила меня мыть окна, когда снаружи шел проливной дождь. Голос Алисы напугал меня, отчего я уронил ведро с водой (преимущественно дождевой) на землю.
— Боже, Алисса! — закричал я ей.
Она держала над головой ярко-желтый зонтик в горошек и хмуро смотрела на меня.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Мою окна.
— Но идет дождь.
«Не может быть, Шерлок», — подумал я про себя. Но потом понял, что Алисса не виновата в том, что я мыл окна, и не заслужила плохого отношения. Я спустился с лестницы и посмотрел на своего лучшего друга. Сделав большой шаг ко мне, она подняла зонтик над нами обоими.
— Твоя мама заставила тебя? — спросила она, глядя на меня такими грустными глазами, каких я никогда раньше не видел.