— Подбери это дерьмо. И какого черта ты вздумал есть хлопья в четыре часа дня?
Я был голоден, а это все, что у нас было. Но я не мог ему этого сказать. Я ничего не мог ему сказать. Задрожав, я встал и начал собирать рассыпанные хлопья обратно в миску. Отец начал насвистывать мелодию из моего мультика, и у меня заколотилось сердце.
— Твою мать, шевелись, сопляк! Собирай это дерьмо! Мусоришь в моем доме, словно у тебя нет гребаных мозгов.
Мои глаза наполнились слезами, и я ненавидел себя за то, что позволяю ему издеваться надо мной. Одиннадцатилетний парень должен быть сильнее. Я чувствовал себя слабаком.
— Собери. Это. Сейчас же!
Я не мог больше терпеть его пьяную злобу, его нескрываемое недовольство мной. Я поднял миску с хлопьями и запустил в него. Она пролетела мимо его головы и ударилась в стену, разбившись на миллион осколков.
— Я ненавижу тебя! — прошипел я. Горячие слезы текли по моим щекам. — Хочу, чтобы вернулась мама! Я ненавижу тебя!
Его глаза округлились, и меня охватила паника — я уже жалел о своей несдержанности. Келлан был бы разочарован. Я не должен был спорить с ним. Не должен был отвечать. Нужно было, как всегда, запереться в своей спальне. Но в моей спальне не было мультиков. А мне просто хотелось хотя бы один день побыть ребенком.
Отец, пошатываясь, развернулся и схватил меня за руку.
— Думал, ты хитрый, а? — он потащил меня через всю комнату, заставляя спотыкаться о собственные ноги. — Ты хотел об меня разбить это дерьмо? — он притащил меня в кухню и открыл шкаф под раковиной.
— Нет! Прости, пап! Прости! — кричал я, пытаясь вырваться из его хватки.
Он заржал и затолкал меня в шкаф.
— Вот твои чертовы хлопья, — сказал он и, схватив коробку, высыпал ее содержимое мне на голову.
Когда он закрыл дверцу, я пытался открыть ее, но она не поддалась. Он чем-то подпер ее снаружи, чтобы она не открывалась.
— Пожалуйста, папа! Прости! — плакал я. — Не оставляй меня здесь.
Прости.
Однако он не слушал, и через некоторое время я даже не слышал его шагов.
Не знаю, сколько времени я просидел запертым в шкафу, но успел дважды уснуть и обоссаться. Когда мама нашла меня, она была под кайфом и качала головой, разочарованно глядя на меня.
— Ох, Логан, — она вздохнула, провела руками по волосам и закурила сигарету. — Что ты на этот раз натворил?
Глава 28
Алисса
— Ты хоть представляешь, что совсем запутал меня, Логан? — скрестив руки, спросила я его, появившегося на моем крыльце в черной футболке и темных джинсах. Я замерзла на холодном ветру, пробирающим до костей, поскольку из одежды на мне была только безразмерная футболка и гольфы. Он повернулся ко мне спиной, подошел к краю крыльца, обхватил пальцами перила и уставился в темноту. Я могла увидеть каждую линию его мускулистых рук, когда он вцепился в деревянные перила. В юности он был красив, но не был так сложен. Сейчас он выглядел, как греческий бог, от одного вида которого в ногах началось покалывание.
— Я знаю. Просто я… Я не знал, куда еще пойти.
Он повернулся ко мне лицом, и я ахнула, увидев его почерневший глаз. Я спешно кинулась к нему, слегка коснулась синяка и заметила, как он поежился.
— Твой отец?
Он кивнул.
— Если я вернусь в таком виде к Келлану, он распсихуется.
Ох, Ло…
— Ты в порядке? Мама в порядке? — спросила я и запнулась. Это ощущалось так, словно мы переместились во времени, переживая те же самые привычные моменты. Мне хотелось, чтобы такое оставалось не более чем одним из общих воспоминаний.
— Она не в порядке. Но с ней все хорошо.
Дежавю.
— Входи, — сказала я, беря его за руку.
Он покачал головой, отдергивая свою руку.
— Во время последнего разговора ты кое о чем спросила меня, и я не ответил.
— О чем?
— Ты спросила, думаю ли я о ребенке, — он потер пальцами затылок. — Я думаю о том, что в конце лета ему или ей пришло бы время начать ходить в детский сад. Я думаю о том, что, возможно, у него были бы твои глаза и улыбка. Я думаю о том, что она, вероятно, грызла бы воротник рубашки, когда нервничала. Я думаю о том, как билось бы его сердце. Как она любила бы тебя. Как бы он ходил, говорил, улыбался и хмурился. Я думаю об этом. Больше, чем хочу. И тогда… — он прочистил горло. — Тогда я думаю о тебе. Я думаю о твоей улыбке. О том, как ты грызешь воротник рубашки, когда нервничаешь. И когда стесняешься, ты делаешь то же самое. Я думаю о том, как ты три раза икаешь, когда злишься. И что каждый раз, когда твоя мать оскорбляет тебя, это по-прежнему причиняет тебе боль. Я думаю о том, где твои мысли, когда ночью гроза. И бывает ли так, что ты когда-нибудь, хоть на секунду, тоже думаешь обо мне.
— Ло, — вздохнула я. — Зайди.
— Не приглашай меня, — пробормотал он себе под нос.
— Что?
— Я говорю, не приглашай меня.
— Ты не хочешь поговорить?
— Нет, — он зажмурился. — Нет. Я не хочу говорить. Я хочу забыть. Хочу, чтобы мой мозг перестал вспоминать все это дерьмо. Я хочу… Хай… — его дыхание сорвалось, он запутался в словах.
Тот, кто не знал Логана, не обратил бы внимания на дрожь в его голосе. Но я услышала это. И, зная его, поняла, что его разум снова возвращается в темноту. Он подошел ближе, и я остановилась. Я хотела, чтобы он был ближе. Мне не хватало его близости. Он прикоснулся ладонью к моей щеке, и от этого нежного прикосновения я закрыла глаза.
— Я хочу поговорить с тобой, но не могу. Потому что тогда мы вернемся туда, где были много лет назад, а я не могу к этому вернуться, Алисса. Я не могу снова причинить тебе боль.
Мое сердце подпрыгнуло.
— Так ты поэтому был так холоден со мной?
Он медленно кивнул.
— Логан. Мы можем быть просто друзьями. Нам не обязательно вступать в отношения. Просто войди, и мы сможем поговорить.
— Я не могу быть твоим другом. Я не хочу с тобой разговаривать, потому что разговоры причиняют мне боль. А я больше не хочу боли. Но… я не могу держаться от тебя подальше. Я пытался, но не могу. Я хочу тебя, Хай.
От его слов почувствовала дрожь, прокатившуюся по спине.
— Я хочу гладить рукой твои волосы, — прошептал он, пальцами заправляя мои локоны за ухо. — Хочу скользить языком по твоей шее. Хочу чувствовать тебя, — он погладил меня по щеке. — Я хочу пробовать тебя на вкус, — губами он медленно коснулся изгиба моей шеи. — Хочу поглощать тебя, — Логан обхватил мочку моего уха губами и мягко всосал. — Я хочу… Блядь… — он вздохнул, притягивая меня ближе. — Я хочу тебя, Алисса. Я так сильно хочу тебя. Я хочу тебя так жестко и глубоко, чтобы мой мозг не мог думать ни о чем другом. Поэтому, пожалуйста, чтобы избежать недоразумений между нами, — прошипел он возле мочки моего уха, после чего втянул ее в рот, — не приглашай меня.
Мое сердце колотилось, и я сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в стену дома. Он придвинулся ближе, запирая меня между своих рук. Наши взгляды встретились, и я увидела, что его глаза полны желания, потребности, надежды?.. Или, может, это моя собственная надежда, о существовании которой в его глазах я все еще молилась. Мои бедра дрожали, мысли путались. Часть меня пыталась понять, не сон ли это, ну а остальную, большую, часть это не волновало. Я хотела этого сна. Я мечтала об этом сне последние пять лет. Я хотела чувствовать его тело, прижатое к моему. Хотела почувствовать его тоску по мне. Я хотела наклониться ближе и поцеловать его.
Я хотела чувствовать его…
Пробовать его на вкус…
Поглощать его…
Ло…
— Логан, — пробормотала я, не в силах оторвать взгляда от его губ, почти касающихся моих. Он переместил свое великолепное тело ближе ко мне и приподнял мое лицо за подбородок так, чтобы мы смотрели в глаза друг другу. Его губы напомнили мне то лето, когда мы только и делали, что целовались. Напомнили мне парня, мою первую и единственную любовь, и первого и единственного парня, сумевшего разбить мне сердце.