— Здравствуйте, Леонид Юрьевич.
— Да, Тимур. Гек, ты код подбираешь?
— Нет, — возмутился парень, — как можно, Леонид Юрьевич?!
— Циркулярную пилу и противоядерный бронежилет не забудь, когда вскрывать будешь, — посоветовал Тимур, трогая машину с места.
— С чего бы такое веселье?
Яна двинула Геку локтем, когда он собрался ответить, и обиженно протянула, мгновенно вживаясь в чужую роль:
— А чо такое, пошу-утить нельзя, чо ли?.. Ваще, у нас отпуск, в натуре. Чиста мы решили…
— Поговори у меня, — Гриценко полуобернулся. Подопечные вовсю хохотали, то ли над своей удачной шуткой, то ли над отставным генералом, который никак не мог взять в толк, что происходит.
— Я… мы… — слегка успокоившись, Яна продолжила: — Ну, Леонид Юрьевич, нельзя же круглый год делать лицо утюгом, чтобы пугать преступников.
— И вы решили поиздеваться над старым и больным Гриценкой?..
— Пошутить, — уточнил Гек. — А что, плохо получилось? По-моему, вполне.
— Даже слишком. Вам пошутить, а я думай, что стряслось, раз вы меня встречать приехали.
— Да ничего особенного, — сказал Тимур. — Все как обычно. Искал вас, правда, один… из генпрокуратуры.
— Чего хотел?
Тимур помотал головой:
— Не знаю, Леонид Юрьевич. Может, он и не из прокуратуры вовсе — замашки журналистские, скорее…
— Он назвался? — перебил Гриценко.
— Да. Владимир Татаринов.
— Уверен?
— Обижаете, Леонид Юрьевич. — Памятью Минажев обладал отменной, как и практически все техники и помощники Гриценко. Но если курсанты подразделения «Д» проходили специальную подготовку, улучшая навыки запоминания и схватывания информации, то Тимур — в этой области все мог от рождения.
С заднего сиденья Гек с Яной удивленно наблюдали, как Гриценко схватил телефон и, не особенно долго думая, принялся набирать номер — то ли наизусть помнил, то ли часто пользовался…
— Татаринова, — бросил он, когда трубку сняли. И тут же уточнил: — Старшего.
4.
В пятнадцати километрах от московской кольцевой автодороги, в рядах автомобилистов прочно укрепившейся под одним-единственным словом «кольцо», скрывшись от слишком назойливых взглядов и возможных неприятностей в густом перелеске, расположилась территория, укрытая заграждением почти четырехметровой высоты. Стальная сетка с мелкими звеньями местами комбинировалась с крупноблочными железобетонными квадратами, практически начисто лишая возможного наблюдателя обзора территории. К секретному плацдарму от трассы вела неширокая дорога, и любой был волен поехать по ней, но как известно — нет лучшей маскировки, чем естественная. Если кому-то и приходило в голову свернуть в лесок, то двумя минутами позже водила-ислледователь мог поздравить себя с явной ошибкой — дорога прерывалась на берегу небольшого лесного озерца, и продолжалась с того берега. Мало ли чего в природе не бывает. А рулить меж деревьев — мало кому придет в голову. Конечно, не существует страховки от случайных грибников, но грибникам нет дела до секретных КБ и прочих закрытых ящиков.
К тому же, территория хоть и не охранялась явно — любому подобравшемуся к воротам становилось ясно, что людей внутри ограждения предостаточно — и людей серьезных.
Татаринов осторожно вел машину, дергаясь оттого, что низко опустившиеся после дождя ветки деревьев скрежетали по крыше практически новой машины. Добравшись до озерца, он остановился и вышел из «Ауди». Как свежо в лесу… В этот момент следователю захотелось все бросить, купить дом где-нибудь подальше от центров преступной цивилизации, читать по вечерам любимые книги, иногда — не слишком часто — слушать новости. Но только чтобы без телевизора, без нераскрытых дел и непрерывных сражений с собственной совестью. Но он прекрасно понимал, что не имеет право бросить все. Он не имел права даже кричать на Крамера, когда последний раз говорил с ним. Но сдержаться уже не смог когда «Государственный» деятель вдруг завел разговоры, которые Татаринов уже сто раз слышал от Ильи Крамера воображаемого — о безопасности, о том, что делом необходимо заниматься всенепременно, о еще какой-то ерунде, вроде развития социума и… нет, он был искреннен, вне всякого сомнения. Душа болит у человека — вот и делает что способен, а способен Илья на многое. Или нет? Короче, не стоило на него кричать.