Нет, Низами не спешил. Теперь эти девчонки – его. Только его. Он не спешил насладиться любовью – он только начал наслаждаться властью…
Девочки лежали, одна на животе, другая на спине, привязанные за руки и ноги шнуром к краям постели. Юные, гибкие, беспомощные девочки… Его девочки…
Низами извлек из кармана халата свернутую папироску, чиркнул кремнем зажигалки, затянулся сладким дымом. Зрачки снова расширились, он замер, глядя на пламя. Потом хихикнул и медленно начал подносить огонь к мизинцу связанной девочки…
– Леди и джентльмены! Через несколько минут наш лайнер совершит посадку в аэропорту Шереметьево-2. Прошу вас сесть и пристегнуть ремни…
Пожилой господин, который представился Майклом", продолжил сидеть, безвольно уронив голову на грудь. Ох уж эти американцы! И выпил-то немного…
Хотя в его возрасте…
– Сэр… Просыпайтесь… Мы уже прилетели… Сэр… Прошу вас, пристегните ремни… Разрешите вам помочь?
Кристина мягко тронула мужчину за плечо. Он неловко повалился набок.
– Сэр?!
Девушка касается его лица и сразу отдергивает руку. Спешит в служебное помещение.
«Господа пассажиры! Если среди вас есть врач, командир экипажа просит его пройти в салон первого класса», – раздается из мониторов.
– Я врач! Кто больной? – Высокий худощавый старик в клетчатой ковбойке, шляпе, ботинках на каблуках, джинсах. Его коричневое дубленое лицо лучится добродушными морщинками, длинные желтые зубы – видно, что свои, а не фарфоровые, – весело оскалены. Старик явно под парами.
– Джон Браун, далласский медицинский центр, – представляется он. Кристина подводит его к неловко лежащему на боку человеку. Врач приподнимает веко, пробует найти пульс.
– Я вас разочарую, милая девушка. Это не джентльмен. Это просто труп.
– Как!.. Он что, умер?
Доктор ухмыляется – он или имеет склонность к черному юмору или выпил лишнего во время утомительного полета.
– Красавица, труп не может умереть, дальше уже некуда.
– Да прекратите! Я имею в виду…
– Ну естественно. Полагаю, перед тем, как стать трупом, это джентльмен скончался. Это очевидно.
– А… От чего?
– Полагаю, острая сердечная недостаточность. – Глаза доктора проясняются, но ненадолго. Но он успевает еще раз внимательно оглядеть покойника. – Да.
Думаю, именно так. В клинике я считаюсь лучшим патологоанатомом.
– Так вы не доктор?
– Отчего же? Успокойтесь, красавица. Лечить его уже не от чего. От смерти не лечат.
– Вы говорите, сердечная недостаточность?
– Да… Острая. С пожилыми полнокровными людьми это случается. И гораздо чаще, чем думаете вы, молодые. – Доктор извлек из заднего кармана плоскую фляжку:
– Прошу…
Кристина отрицательно мотает головой.
– Напрасно. Отменный коньяк. Пока моя старушка не видит.
– Похоже, она не видела ничего в течение этого полета…
– Берите больше, дитя мое: в течение всей нашей совместной жизни! В этом, если угодно, мудрость женщины: не замечать того, чего замечать не следует! Запомните и проживете с мужем до золотой свадьбы! Ручаюсь!
– Если его удар не хватит.
– На все Божья воля.
– Прошу вас, присядьте, уже посадка…
«Боинг» подкатывает к зданию аэропорта. В салон входят люди в белых халатах, представители инстанций быстро и ненавязчиво опрашивают пассажиров, летевших первым классом. Высадка проходит скоро и без осложнений.
Молодой человек из переднего ряда, по документам – генеральный представитель фирмы «Юнион трек» в России, господин Ирвин Ф. Стилберг, вышел одним из последних и направился к автостоянке. Его ждала «вольво».
– Ну что? – Анжела смотрит на подругу. Та вздыхает.
– Похоже, этот ковбой был прав. Доктор тоже определил: судя по всему, острая сердечная недостаточность. Я сказала, что этот господин, Майкл Фемминг, – у него был страх полетов.
– Ну да. У сердечников это обычное дело. Они вечно чего-то боятся: работу потерять, СПИДом заболеть, умереть во сне. Адреналин, что ли, лишний в крови, вот и боятся; я читала в каком-то журнале.
– Тогда у нас вся страна – сердечники.
– Налить? Тебе нужно…
– Давай.
Кристина выпила порцию двумя глотками, позвенела кусочком льда о стенки бокала.
– Анжелка…
– Да?
– А что теперь с часами-то делать?
– Хм…
– Понимаешь, я хотела сказать, но сначала вся эта суматоха с врачами, потом… Потом, я боялась, начнутся дурацкие вопросы: почему да отчего… И вообще… Он же мне их подарил…
– На память…