— Не стоит водить меня за нос, яа Сиди.
— Ты обиделся, Кмузу?
— Я здесь для вашей защиты, и мне жаль, что вы отказались от нее. Может наступить время, когда вы будете рады позвать меня на помощь.
— Вполне вероятно, — согласился я. — А сейчас как насчет того, чтобы оставить меня в покое?
Он пожал плечами:
— Кое-кто хочет вас видеть, яа Сиди. Я смотрел на него, недоуменно моргая: — Кто?
— Женщина.
У меня сейчас не было сил разбираться с Умм Саад. К тому же это могла быть и Чири.
— Можно мне пригласить ее? — спросил Кмузу.
— Конечно, черт возьми! — Я еще не успел раздеться, хотя очень устал. Я пообещал себе, что это будет очень краткий разговор.
— Марид?
Я оглянулся. В дверях, одетая в рваный коричневый плащ, с помятой пластиковой сумочкой в руках, стояла Эйнджел Монро. Мамочка.
— Я подумала, что могу провести несколько дней с тобой в городе, — сказала она с пьяной ухмылкой. — Эй, ты что, не рад меня видеть?
Глава 4
Когда мой чудесный будильник разбудил меня в понедельник утром, я некоторое время лежал в постели, размышляя. Я упрекал себя за то, что вчера вечером совершил несколько ошибок сразу. Как можно исправить ситуацию с Чири, я не знал; но предстояло предпринять что-то в этом направлении. Я был в огромном долгу перед Чири. К тому же, увидев мать в дверях, я не обрадовался ей. Проблему с ней я решил за пятьдесят киамов, выставив ее в ночь. На поиски дешевого отеля. Для охраны и сопровождения я послал с ней Кмузу. За завтраком Фридлендер Бей высказал свои замечания по поводу моей деятельности.
Он был в ярости. Его голос звучал грубо и хрипло, и я знал, что он делает колоссальные усилия, чтобы не закричать на меня. Он положил руки мне на плечи, и я чувствовал, как он дрожит от волнения. Его дыхание отдавало мятой, когда он цитировал Священный Коран:
— «Если один из твоих родителей или оба достигнут престарелого возраста, не стыдись и не отталкивай их, но скажи им слова утешения. Протяни им руку уважения и жалости и скажи: «Господи! Смилуйся над ними так же, как они надо мной, когда я был ребенком».
Я был потрясен. Испытать гнев Фридлендер Бея равносильно репетиции Судного Дня. Сам бы он счел такое сравнение святотатством.
— Ты имеешь в виду Эйнджел Монро? — произнес я, заикаясь.
Зря я это сказал, но уж больно потрясла меня Папочкина тирада.
— Я говорю о твоей матери, — сказал он. — Она пришла к тебе в нужде, а ты закрыл перед ней дверь.
— Я позаботился о ней самым лучшим образом, каким только мог. — И подумал: в какой форме Папочка получил информацию об этом инциденте?
— Не изгоняй свою мать к чужим людям! Теперь ты должен просить прощения у Аллаха.
От его слов я почувствовал облегчение. Это был тот случай, когда он говорил «Аллах», подразумевая «Фридлендер Бей». Я согрешил против его личных моральных убеждений, но если найду нужные слова и буду правильно действовать, то исправлю ошибку.
— О шейх! — медленно, выбирая слова, проговорил я. — Зная, как ты относишься к пребыванию женщин в своем доме, я не мог пригласить ее провести ночь под твоей крышей, однако было уже позднее время, чтобы испросить твоего разрешения. На одной чаше весов была моя мать, а на другой — обычай, заведенный в твоем доме. Я сделал свой выбор. — В общем, это почти соответствовало истине.
Он бросил на меня пристальный взгляд, и я увидел, что гнев его поутих.
— Твой поступок стал для меня худшей обидой, чем пребывание твоей матери у меня в доме, — сказал он.
— Я понимаю, о шейх, и прошу простить меня. Я не хотел оскорбить тебя или же пренебречь учением Пророка.
— Да будет с ним благословение Аллаха, — машинально пробормотал Папочка. Он скорбно склонил голову, но с каждой секундой его мрачное лицо прояснялось. — Ты еще очень молод, сынок. И это не последняя твоя ошибка. Если ты хочешь стать праведным человеком и милосердным вождем, то должен учиться на моем примере. Когда тебя посетит сомнение, не бойся спросить моего совета, когда бы и где бы то ни было.
— Слушаюсь, о шейх, — тихо ответил я. Буря прошла.
— Ты должен разыскать свою мать, вернуть ее и разместить в подходящих апартаментах. У нас много свободных комнат, а этот дом настолько же твой, как и мой.
По его тону я понял, что разговор окончен, и был чертовски рад этому.
Наша беседа чем-то напоминала хождение по канату, натянутому между минаретами мечети Шималь.
— Ты — сама доброта, о шейх, — сказал я.
— Ступай с миром, племянник.
И я отправился в свою квартиру, позабыв о завтраке. Кмузу, как обычно, последовал за мной.
— Кмузу, — спросил я таким тоном, словно эта мысль только сейчас пришла мне в голову, — ты случайно не говорил Фридлендер Бею о том, что произошло прошлым вечером?
— Яа Сиди, — сказал он, не изменившись в лице, — воля хозяина дома такова, что я должен рассказывать ему обо всех событиях.
Я задумчиво пожевал губу. Говорить с Кмузу все равно что говорить с мифическим оракулом: нужно формулировать вопросы с абсолютной точностью, иначе можешь получить в ответ полную несуразицу. Я начал просто:
— Кмузу, ты мой раб, не так ли?
— Да, — ответил он.
— Ты подчиняешься мне?
— Подчиняюсь вам и хозяину дома, яа Сиди.
— Но не всегда именно в этом порядке, правда?
— Не всегда, — согласился Кмузу.
— Ну вот, я хочу дать тебе простой и ясный приказ. Ты можешь не обсуждать его с Папочкой, потому что он сам предложил мне это. Я хочу, чтобы ты нашел в доме пустую квартиру, желательно подальше от моей, и уютно разместил в ней мою мать. Я хочу, чтобы ты помогал ей в течение всего дня. Когда я вернусь домой с работы, я буду говорить с ней о планах на будущее, поэтому она не должна быть пьяной или под наркотиками.
Кмузу кивнул.
— Она не сможет найти в доме ничего такого, яа Сиди.
Я без труда мог пронести контрабандой свои препараты и был уверен, что у Эйнджел Монро тоже имелись свои заначки.
— Помоги ей распаковать вещи, — сказал я, — и воспользуйся случаем удостовериться, что она оставила все свои дурманящие вещества за дверью.
Кмузу посмотрел на меня глубокомысленно.
— Вы заставляете ее придерживаться более строгих правил, чем установили для себя, — тихо сказал он.
— Да, наверно, — отвечал я несколько раздраженно. — Но это не твое дело.
— Простите меня, яа Сиди.
— Ладно. Сегодня я поеду на работу один. Кмузу и это не понравилось.
— Если вы возьмете автомобиль, — сказал он, — то как я смогу забрать вашу мать из отеля?
Я хитро улыбнулся:
— Портшез, повозка, запряженная быками, верблюжий караван — на твой выбор. Ты слуга, тебе и думать. До вечера!
На моем столе лежал еще один толстый конверт с купюрами. Видимо, кто-то из маленьких помощников Фридлендер Бея заходил ко мне в квартиру, пока я находился внизу. Я взял конверт, дипломат и вышел, пока Кмузу не пристал ко мне с новыми возражениями.
В моем дипломате по-прежнему лежала дискета с делом Абу Адиля. Я собирался почитать дело вчера вечером, но так и не выкроил времени. Хайяру и Шакнахаю, вероятно, дадут нагоняй, но мне было до лампочки. Что могут они сделать — застрелить меня, что ли?
Сначала я поехал в Будайен, оставил автомобиль на бульваре и зашел на Четвертой улице в магазин модификаторов. Небольшой магазин Лайлы представлял собой нечто среднее между мрачным игорным притоном и шумным баром для подростков-транссексуалов. Модди и дэдди в закромах Лайлы были покрыты слоем пыли и песка, там же нашли свою могилу многие поколения насекомых. Магазинчик непригляден, но товар в нем был добротным. В других можно было нарваться на бракованный, бесполезный и даже опасный товар. Я всегда чувствовал легкий выброс адреналина в кровь, когда подключал старинные и помятые Лайлины модди к своему мозгу.
Лайла была всегда (то есть постоянно!) «под напряжением», отчего поведение ее казалось весьма непривычным. Она здоровалась и прощалась с подвыванием, она взвывала от боли и от удовольствия, с завыванием обращалась к Аллаху. У Лайлы была высохшая черная кожа, вся, точно изюм, в морщинах, и растрепанные белые волосы. Долго я с ней не выдерживал. Тем утром она подключила модди, но я не мог угадать, какой именно. Иногда она казалась знаменитостью из европейско-американского фильма, иногда звездой голографии, иногда персонажем давно забытого романа или же самой Хани Пилар.