Лайла приклеила написанные от руки ярлычки на модди в коробке.
— Как насчет инфекционной гранулёмы? — спросила она.
Поразмыслив, я решил, что это будет слишком, — вроде того модди, который был у Абу Адиля в нашу первую встречу с ним.
— Нет, не стоит.
— О'кей, — сказала Лайла, вороша модди длинным кривым указательным пальцем. — Холецистит?
— А это что?
— Понятия не имею.
— А третий?
Лайла вытащила его и прочла на ярлыке:
— «Синдром Д».
У меня по спине побежали мурашки. Я слыхал об этом заболевании. Медленное разрушение нервной системы, вызванное какими-то жуткими вирусами. Сначала у пациента возникают провалы в долговременной и краткосрочной памяти. Потом, когда вирусы съедают нервную систему, пациент умирает в полном маразме и в ужасной агонии, прикованный к постели. На последних стадиях болезни организм человека просто забывает, как надо дышать и поддерживать сердечный ритм.
— Сколько он стоит? — спросил я.
— Шестьдесят киамов, — осклабилась она. Во рту вместо зубов у нее чернело несколько гнилых обломков, и улыбка производила на покупателя потрясающий эффект. — Наценка за редкий товар.
— Ладно, — сказал я и, заплатив ей требуемую сумму, засунул «Синдром Д» в карман, после чего направился к выходу.
— Знаешь, — сказала она, положив мне на плечо свою когтистую лапку, — мой возлюбленный сегодня вечером поведет меня в оперу. Весь Руан увидит нас вместе.
Я собрался с силами и рванулся к дверям, бормоча:
— Во имя Аллаха, милостивого и справедливого.
По дороге в поместье Абу Адиля я размышлял о недавних событиях. Если Кмузу прав, виновником пожара был сын Умм Саад. Я и не предполагал, что юный Саад действовал по собственной инициативе. Тем не менее Умар уверял меня, что ни он, ни Абу Адиль больше не давали Умм Саад никаких указаний. Но если Умм Саад не получала директив от Абу Адиля, почему она вдруг решила проявить инициативу?
А Яварски? Он стрелял в меня потому, что ему не понравился мой вид, или потому, что Хайяр доложил Абу Адилю, что я сую нос в «Дело Феникса»? Или же был более серьезный повод, о котором я еще не подозревал? В этом деле я не доверял ни Саиду, ни Кмузу. Я полагался только на Моргана, хотя, надо признать, у меня не было веских причин доверять и ему. Просто он напоминал мне мое прошлое — каким оно было, пока я не уничтожил его Собственными руками.
Я постоянно придумывал себе оправдания, почему я веду столь легкомысленный образ жизни.
Горькая правда состояла в том, что у меня не хватало духу противостоять разгневанному Фридлендер Бею и отказаться от его денег. Я утешал себя тем, что использую свое унизительное положение, помогая обездоленным. Но и эта мысль не заглушала угрызений совести.
По мере того как я приближался к дому Абу Адиля, чувство вины и одиночества перерастало в самое настоящее отчаяние, которое, возможно, и явилось причиной неверного шага. Наверное, мне надо было больше доверять Сайду или Кмузу. На худой конец, я мог взять с собой одного из Говорящих Камней. Однако в конфликте с Абу Адилем я полагался только на свою находчивость. У меня было два плана действий. Первый заключался в том, чтобы подкупить Абу Адиля модификатором «Синдрома Д», а второй — если он будет неподкупен, — поставить его перед фактом, что мне все известно. Тогда эти планы казались мне верхом совершенства.
Охранник у ворот узнал и пропустил меня, дворецкий Камаль потребовал назвать цель визита.
— Я принес подарок для шейха Реда, — сказал я. — И еще мне надо срочно поговорить с ним.
Он не пустил меня дальше прихожей.
— Подождите здесь, — сказал он, криво ухмыляясь. — Я спрошу, можно ли вам пройти.
— Не думаю, чтобы хозяин дома стал возражать, — сказал я, но дворецкий не понял намека.
Он проследовал по коридору в кабинет Абу Адиля и обратно с неизменно презрительным выражением на лице.
— Я провожу вас к моему хозяину, — объявил он с такими интонациями, словно сожалел об этом.
Он провел меня в один из кабинетов Абу Адиля — совсем не в тот, куда мы в первый раз приходили с Шакнахаем. В воздухе пахло чем-то сладким, похожим на ладан. По стенам были развешаны репродукции картин европейских мастеров, где-то тихо играла музыка и слышалось пение Умм Халтум.
Сам великий человек сидел в уютном кресле. Его ноги были укутаны искусно вышитым покрывалом. Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, а его дрожащие руки лежали на коленях.
Тут же находился и Умар Абдул-Кави. Он явно не был рад моему визиту. Он кивнул мне и незаметно приложил палец к губам. Я понял: это знак не упоминать о том, что говорилось между нами в Последний раз. Но я пришел сюда вовсе не за этим. Меня волновали вещи более важные, чем борьба Умара за власть.
— Я прошу позволения пожелать шейху Реда доброго здоровья, — сказал я.
— Пусть Аллах дарует тебе благополучие, — ответил Умар.
Сейчас посмотрим, удастся ли мне выполнить план номер один.
— Разрешите вручить благородному шейху этот небольшой подарок?
Умар царственным жестом разрешил мне приблизиться. Мне захотелось затолкать модди в его жирную глотку.
— Что это? — спросил он.
Я молча протянул ему модди. Умар повертел его в руке, затем взглянул мне в глаза.
— Ты умнее, чем я думал, — сказал он. — Мой хозяин будет очень доволен.
— Думаю, такого у него еще нет.
— Нет, такого — нет… — Он положил его на колени Абу Адиля, но старик даже не взглянул на него. Умар задумчиво наблюдал за мной. — Я хотел бы предложить тебе кое-что взамен, но уверен, что ты из вежливости станешь отказываться.
— Почему же, — ответил я. — Хорошо бы узнать, что это такое.
Умар нахмурился:
— Твои манеры…
— Мои манеры оставляют желать лучшего? Но что я могу поделать? Я всего лишь невежественный провинциал из Магриба. Кажется, я набрел на интересную информацию, касающуюся тебя и шейха Реда, и, если быть честным до конца, Фридлендер Бея тоже. Я говорю об этом проклятом «Деле Феникса». — Я не спускал глаз с Умара, ожидая, как он отреагирует на мое заявление. Он не заставил меня долго ждать.
— Боюсь, мсье Одран, что я не понял, о чем вы говорите. Видимо, ваш хозяин вовлечен в преступную деятельность и хочет свалить вину…
— Замолчите.
Умар и я оглянулись и уставились на Реда Абу Адиля, отключившего модди Прокси Хелл. Он весь трясся. Впервые Абу Адиль изъявил желание участвовать в разговоре. Судя по всему, он не был дряхлым и беспомощным «свадебным генералом». Без ракового модди его лицо стало волевым, а глаза проницательно заблестели.
Абу Адиль отбросил покрывало и встал со стула.
— Разве Фридлендер Бей не рассказывал вам о «Деле Феникса»? — спросил он:
— Нет, о шейх, — ответил я. — Я узнал об этом деле только сегодня. Он скрывал его от меня.
— Но вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются.
Я был напуган страстной тирадой Абу Адиля. Умар никогда не выказывал такой силы характера. У меня создалось впечатление, что я вижу бараку шейха Реда, магию его личности, несколько иного рода, чем у Папочки. Модди Абу Адиля, которым пользовался Умар, не предполагал такой глубины характера. Вероятно, никакое электронное устройство не в состоянии уловить природу бараки. Претензии Умара на равенство с Абу Адилем при помощи модди были самообманом.
— Думаю, эти дела имеют ко мне прямое отношение, — сказал я. — Разве моего имени нет в списке?
— Думаю, что есть, — сказал Абу Адиль. — Но ты стоишь в начале списка, тебе бояться нечего.
— Я помню о своих друзьях, которым не так повезло, как мне.
Умар невесело засмеялся:
— Ты опять проявляешь слабость и плачешь о грязи под своими ногами.
— У солнца есть восход, но есть и закат, — напомнил я ему. — В один прекрасный день ты тоже попадешь в конец списка. Тогда ты пожалеешь о том, что не уничтожил его раньше.